От звезды до звезды. Беглецы (СИ)

Едва проснувшись, яут молча растолкал обоих и ринулся в крохотное помещение, где и заперся. И вылезать словно бы и не собирался.

“Четыре минуты!” – одними губами выговорил Йонге.

Рудольф погонял желваки на скулах и оскалился, будто сожрал незрелый цитрон.

В санузле журчала вода и специальная гармоника, подавляющая звуки, обычно производимые взрослым организмом.

– Сайнжа! – не выдержал Йонге.

– Чего заперся? – поддержал Рудольф одновременно.

Йонге сморщился и мигом позже узрел в зеркальном повторе напарника свою гримасу. Хоровой вопль прозвучал почти отчаянно. Преступно нервно.

– Фелиция, он там живой хотя бы? – сквозь зубы спросил Йонге.

Искин ответить не успел. Дверь пиликнула и открылась. Источающий влажный пар яут обстоятельно, с треском ткани утер физиономию полотенцем и повесил его на рожок.

– Зачем так орать, умансоо? – поинтересовался он. – К вашему сведению, живым свойственно не только жрать, но и испражняться. Вы не могли поискать другое место для оправления потребностей?

– Извини! – перебил Рудольф. – Мы были неправы! Нам жаль, что мы заставили тебя…

Его ощутимо заклинило. Он морщил лоб и вот-вот готов был перейти к нервному тику.

– П-переживать, – с вновь проснувшимся заиканием выдавил Йонге. – Слушай, это ж чрезвычайные обстоятельства, не думал никто…

– Вообще, – с прорезавшейся самокритикой поддакнул Рудольф.

Йонге набрал воздуха для очередной оправдательной реплики, но на ум не шло объяснения – хоть корявого, хоть внятного. Перед глазами зримо плясали разноцветные инъекторы, выглядевшие для яута почти одинаково – и он опять видел, как подрагивающие пальцы с массивными черными когтями сдергивают крышечки, и втыкают инъекторы наугад.

Сайнжа молчал, внимательно рассматривая обоих. Потом щелкнул клыками и закатил глаза так по-человечески, что Йонге мгновенно стало легко.

Синхрон дрогнул, сбросил напряжение и зазвучал чистой струной.

– Глупые чувства, – сказал яут, стянул с рожка полотенце и всучил механику. – Со всеми бывает. Мыться, умансоо!

*

Прыжки по гребням оказались делом хлопотным. Целые корабельные сутки ушли на балансирование в гравитационном океане, лишенном спасительных маяков. Фелиция все же смогла промоделировать указанные Сайнжей пики на карте, и возле нее Йонге с навигатором проторчали почти половину из этих суток.

Даже инсалар успел потерять интерес к столь волнительным событиям. Прыжки на нем сказывались не очень хорошо – в основном жаловался он на головокружение и помутнение разума. Плюнув на паранойю, Йонге разрешил Фелиции поддерживать с инсалар постоянный диалог и пичкать его сведениями, в избытке заполняющими библиотеку.

“Вот съедет он ниже индекса, и что делать будем?” – жаловался он механику.

“Не ссы, – неизменно утешал Рудольф. – Тогда продадим как редкий кулинарный экземпляр. Попросим яута изготовить из него экзотический торт”.

Жаки перешел в развлекательно-ничегонеделательный режим. Оккупировав каюту яута окончательно и бесповоротно, он, по отчетам Фелиции, увяз в ознакомлении с человеческой культурой. Самое большое количество запросов шло в раздел “вымышленная литература”, подраздел “любовные романы”.

К исходу пятнадцатого часа ковыряния в картах, пробравшись на камбуз и столкнувшись там с жаки, совершенно осоловевший от расчетов первый пилот не нашел ничего умнее, чем поинтересоваться – уж не собирается ли жаки нести свет романтической культуры человечества в Протекторат.

Похрустывая брикетом “клетчатко-белкового комплекса ВИТ-40” синерылый презрительно сообщил, что на примере нелогичных взаимоотношений в бигендерной среде он всего лишь убеждается, как совершенно устройство триумвиратов.

Долгих несколько часов Йонге отчаянно пытался изгнать из воображения инцестно-ориентированную модель, где двое выступали полумеханическими придатками третьего.

Особенно неприятно это выглядело ввиду факта квазиусыновления граждан Вебера и Далине в имперской ветви Найхави.

К моменту выхода на первый маяк Йонге уже отчаянно жаждал избавиться от всех инопланетных пассажиров и наконец-то обрести душевный покой. В крайнем случае, его бы устроил выход к людям и прогулка среди приятных взгляду хомо сапиенс.

Единственный доступный на корабле хомо сапиенс успешно скрывался в технических недрах, с головой уйдя в составление инвентарно-ремонтного списка.

Маяк стоял на автоматическом буе, который то и дело нырял в гравитационную складку. Настроен он был на круговой режим и ускользнул прямо из-под носа, на прощание мигнув трассирующей очередью сигналов, обещающих следующее появление через четыре часа.

– Ну и что? Ловить другой будем? – осведомился Йонге в потолок.

– Напоминаю, первый пилот, выставлен режим капсуляции, – встрял искин.

– Можно прыгнуть дальше, – предложил Сайнжа.

– Не хочу, – решительно отказался Йонге. – Я и так себя чувствую, словно пережеванный математическими допущениями.

– Но ты даже не считаешь. Все делает Фелиция.

– Да? – Йонге плюхнулся в кресло и вытянул ноги. – Значит, ты до сих пор нихрена не понял, как мы работаем.

Сайнжа зашипел. Снял с бедра дротик и любовно погладил зазубренное лезвие.

– Мы в связке, – Йонге постучал себя по лбу. – Без меня искин – просто машина, занимающаяся построением моделей. Я без нее, конечно, тоже только как… – он снова постучал и задумался, – как древний штурман. С астролябией в руках. Одним глазом на звезды, одним пальцем в небо. Если повезет, выплыву куда-нибудь. Но, скорее, утону.

Сайнжа внимал, сложив клыки и, по обыкновению, чуть наклонив голову.

Йонге снова задумался, машинально потирая простуканный лоб. Он впервые силился подобрать для кого-то объяснение – как пилоты становятся пилотами. Попробовал сложить внятные и простые фразы, объясняющие, как в Академии изо дня в день приходилось корежить память и логику, погружаясь в бесконечные абстракции, учитывающие последние достижения астрофизики, которых с каждым годом становилось все больше. Даже вспомнил курс “холодной” теории, который они долбили полный триместр – и в конце выяснилось, что в моделях, которые они наконец-то научились выстраивать почти интуитивно, открыта погрешность, сводящая перспективы использования “холодного” проектирования в минус.

Тогда они напились всем курсом и разграбили какой-то магазинчик. Именно в тот год в официальной гражданской карте студента Йонге Далине появилась первая запись о мелком административном взыскании.

– Ты не поймешь, – наконец, сказал он.

– Я вижу то, чего не видишь ты, – возразил Сайнжа.

– Но ты пользуешься нашими с Фелицией построениями, – парировал Йонге. – Без меня она не посчитает, без нее не будет карты, и тебе не с чем будет работать.