От звезды до звезды. Беглецы (СИ)

– Вверх-вниз, – сказал Сайнжа. – Люблю мягкие руки.

Рудольф заухмылялся и поднялся тоже.

– Не могу пройти мимо фетишизма, – вздохнул он. – Дайте сюда этот член, я его… о.

Йонге поймал мгновенно поплывший взгляд напарника. Рудольф прерывисто вздохнул и тоже уселся верхом, бесцеремонно придавив слегка согнутые ноги яута. Двинулся вперед, уперся обеими руками в широкие тазовые кости. Йонге повторил за ним, подчиняясь ниточке синхрона. Член оказался стиснут между обоими, да так, что почти упирался в сурово выдвинутые подбородки. Яут возбужденно заклекотал.

Рудольф чуть подался в сторону.

– Любишь смотреть человечью порнографию? – улыбаясь, спросил он у Сайнжи.

– Люблю делать!

Йонге мотнул головой и в отчаянии прихватил напарника за ухо – он уже слышал по вибрации синхрона, как Рудольф собирается произнести речь о важности сисек в порнухе, отсутствии таковых у экипажа “Фелиции” и рассмотреть замену их на альтернативные, хорошо проработанные грудные мышцы и, куда же без этого, мышцы брюшного пресса.

Рудольф сдвинулся еще сильнее, зажатый между людьми пенис почти перекатился из стороны в сторону, вновь яростно производя смазку. Сайнжа громко, восторженно заворчал. Йонге на крестец опустилась пятерня.

Рудольф подвинулся еще ближе, оба предсказуемо столкнулись коленями и завозились. Сайнжа рывком согнул ноги, почти подкидывая механика, и тот с возгласом съехал еще ниже.

– А! Опять синяки! – почти взвыл Йонге.

– Ничего-ничего, – проворчал Сайнжа. – Вы слишком мало страдали, чтобы рассуждать о синяках.

Рудольф со вздохом поднялся на колени, Йонге повторил, и они сдвинулись вплотную.

– Зато теперь…

Рудольф не договорил. Йонге ухватил его за уши, притянул и яростно поцеловал, обрывая возможные реплики.

“Прекрати подбадривать себя остроумными фразами!”

“Хм-м…”

Пенис между ними извивался, обтираясь о мокрые животы.

– Да, умансоо, люблю на вас смотреть.

*

На грани сна и яви было беспокойно. Мучительно поджимались пальцы, трепетало в диафрагме. Он должен был успеть, обернуться за мгновения. Страх подгонял, щекоча по нервам склизким, тягучим запахом смерти. Задевал чувствительные льимы тонкой холодной ниточкой истлевающей связи. Следовало торопиться. В один конец, в другой конец – мучительно огромные расстояния, когда счет идет на вздохи. На чужие трепещущие вдохи и выдохи, с трудом пробивающиеся сквозь сжимающиеся мешочки для воздуха. Слабые, не защищенные ячеистыми мембранами.

Корабль, уже почти ставший послушным и знакомым, не понимал его, отчаянно скудоумил, пытался расспрашивать – пока он не заорал, вскидывая сжатый кулак. Не выкрикнул, что еще чуть-чуть – и мертвая железная дрянь останется здесь навечно.

Он торопился, распихивая одинаковые тонкие трубочки по зарядным прихваткам. Жгучая досада на изобретателей, не предусмотревших внятную расцветку, царапала под ребрами. Моллюск, воняющий страхом, метался под ногами.

И он опять торопился, страшно торопился. Продирался сквозь вязкий холод. Боялся не успеть, перепутать, не рассчитать. Слишком медленно, слишком быстро, слишком все что угодно еще. Злился до яростного клокотания в глотке на идиотов, решивших сгинуть в холодной кислой воде. Рвался вниз, зная, чувствуя: сначала – одного, только затем – другого, потому что сразу двоих с таким разным дыханием вытаскивать нельзя.

Он должен был спланировать до мелочей – точнее, чем маршрут от звезды до звезды. Он должен был успеть, потому что если холод окончательно доберется до слабых уманских тел и проглотит последние крохи текущего в них тепла…

То все, что он приобрел – славное имя, схождения с Матерями, расширение ветви рода, копье, бессчетные трофеи, новые миры, достойные сыновья, приумноженные богатства, почти-смерть и новая жизнь…

Все потеряет смысл.

Йонге с трудом вырвался из удушливых объятий кошмара. Перехваченное горло выдало слабый писк. И только бесконечную секунду спустя он понял, что это не его голос. Это великий и несгибаемый охотник Первого Дома тихо, отчаянно клекочет, плотно сжав клыки и не открывая желтых глаз.

С трудом приподнявшись на ослабевшем локте, Йонге провел по лбу, стирая обильную испарину. Напротив, за преградой из яутской туши маячил всклокоченный, почти испуганно выкативший глаза напарник.

Сайнжа милостиво занял всю мокрую часть постели, и напарники уже почти привычно устроились по обе стороны своего “якоря” – а теперь не знали, что с ним делать.

– Что ж за блядство, – жалобным шепотом сказал Рудольф. – Ну что за херня?

Йонге осторожно протянул руку к Сайнже, провел пальцем по яростно нахмуренному лбу. Укололся о щетинки, отдернул руку.

– Сайнжа, – шепотом позвал он и понял, что тоже звучит совсем жалобно. – Ты чего?

Яут чуть повернул голову, и Йонге показалось, что тягучие петли кошмара слабеют.

– Навязался на наши головы, – просипел Рудольф. – Scheisse! Дурак полосатый!

Йонге попробовал откашляться, но голос сел окончательно. Он погладил лоб еще раз. Клыки вздрогнули и чуть разошлись. Рудольф больше не пробовал говорить – и ощущал он то же смятение и придавленность, помноженные на бесповоротно прорезавшееся чувство вины.

Почти беспомощно посмотрев на напарника, Йонге вновь попробовал разгладить кожу на широком лбу. Рудольф занес руку так, словно собирался бить яута, но опустил осторожно-осторожно. Подался вперед и навалился на неподвижный корпус. Перебросил ногу через широкие бедра и, решительно сжав губы, устроился головой на яутской груди.

Йонге кусал губы пару секунд, сражаясь с мучительной неловкостью, но в конце концов сдался. Передвинулся чуть выше, обхватил Сайнжу за шею, тоже почти взобрался на навигатора и уткнулся лицом под ворох прохладных дредлоков.

Предсказуемо едва не заехал локтем по голове напарнику, столкнулся с ним коленом, почти лег ему на руку – и застыл, стискивая зубы.

Секунда капала за секундой, но ничего жуткого не происходило. Не громыхали разряды, не врывался жаки с консультациями по семейному праву, и не звучал глас, обвиняющий их в слюнявых нежностях.

Йонге перестал стискивать зубы – и почувствовал, как Сайнжа открывает глаза.

Смотрит в потолок, сдерживая шумное дыхание. Сначала с трудом, а потом все легче и легче, пока не начинает дышать совсем спокойно.

Как проваливается в сон, успев только поднять руки и обхватить умансоо еще крепче, притягивая друг к другу.

*

Самым отвратительным аспектом синхронизации, по личному мнению Йонге, было отражение и усиление эмоций, превращающееся в сущий симбиоз.

В полном молчании, снедаемые раскаянием, напарники трагически дежурили за дверью санузла, подпирая косяки плечами и громко вздыхая.