От звезды до звезды. Беглецы (СИ)

Йонге не выдержал и сел на корточки. Дыхание сбивалось в груди.

Дико, невыносимо хотелось трахаться.

Несколько мгновений Йонге сверлил взглядом пол. Он услышал три тяжелых шага – и в поле зрения оказались ботинки Рудольфа. Йонге медленно поднял голову. Механик покачивался. То и дело скалился, задирая губу. Дышал так тяжело, словно пробежал десяток километров. И, наконец, бухнулся перед Йонге на колени.

– Я. Больше. Не. Могу.

Йонге первым принялся сдирать скафандр. Он рвал застежки с молчаливой яростью, почти ломая прочный пластик. Рудольф с таким же усердием сдирал собственный костюм. Ткань трещала.

Йонге завалился на бок, почти выползая из неподатливых штанин. Рудольф повторил за ним, отзеркаливая – и Йонге шкурой почувствовал, что тащит напарника на синхроне, как отражение. Почти целую секунду он пытался бороться с разбушевавшимся нейродемоном, но проиграл.

– Н-не уходи!

Кто из них хотел это сказать – Йонге не знал. Но произнесли оба. И дернулись навстречу друг другу, перекатываясь по холодному полу.

Они столкнулись коленями, и Йонге застонал от отчаяния. Человеческие тела были слишком угловатыми – множество костей, тонкая кожа, негнущиеся суставы… Все мешало слиться в единый пластичный организм.

Неловко пихаясь ногами, Рудольф протолкнул колено между его бедер, и Йонге закинул ногу ему почти на пояс. С руками было еще хуже – тяжелые нелепые тела отдавливали их. Напарники еле-еле устроились так, чтобы быть совсем рядом. Теперь им мешали лбы и носы. Йонге закрутил головой, пытаясь найти, куда уткнуться.

Все болело, кожа горела и казалась слишком шершавой. Соприкосновение почти приносило боль. Хотелось содрать с себя шкуру, чтобы наконец-то объединиться нервными окончаниями, врасти мясом и костями.

Йонге сомкнул зубы на плече Рудольфа.

– Сильнее! – прорычал напарник. – Мало!

Подчиняясь желанию объединиться, Йонге мотнул головой. Шкура, отделяющая его от Рудольфа, наконец-то порвалась. Из-под нее брызнуло красным. Запах железа заклубился в воздухе, и Йонге жадно потянулся рвануть еще раз.

Кто-то ударил его в лоб.

Йонге отшатнулся, бессильно клацнув зубами. Этот кто-то схватил его за плечи и дернул. Рудольф взвыл. Йонге отчаянно повторил за ним. Их разделяли, разрывали на части, и им было так больно, что хотелось умереть.

– Глупые умансоо!

Кто-то превратился в Сайнжу. Яут тряхнул Йонге так, что мотнулась голова и вновь лязгнули зубы. Йонге зарычал, стиснул кулаки и ударил, не глядя. Сайнжа отшатнулся.

Рудольф упорно поднимался, отталкиваясь от пола. Он тоже тянулся ударить, прогнать, избавиться от мешающего им чужака. Йонге вытянул руку, Рудольф схватился за его запястье, и Йонге рванул, поднимая напарника. Хотелось зарычать, и под ребрами колотилось яростное, помноженное на двоих: мое, мое, мое, не подходи, не смей трогать!

– Отвали! – голоса прозвучали хором. – Не твое!

– Не пойдет, умансоо! Это – мое!

Сайнжа впился в их плечи. Длинные, заточенные когти распороли кожу, и Йонге безумным взглядом – в четыре, а то и в шесть глаз – увидел, как брызжут красные струйки с зеленой искрой. Сайнжа зло рявкнул.

Полотно зашкалившей синхронизации натянулось и с треском порвалось.

Йонге заорал.

Сайнжа тянул и выкручивал, силком разделяя два слипшихся сознания. Йонге захлебнулся криком и покачнулся. Колени дрожали, под ребрами тяжко крутилась блевотная тяжесть. В голове звенело, взгляд расплывался. Но Рудольф стоял прямо перед ним – и Йонге тоже стоял, держась из последних сил.

– Безумные люди, – зашипел яут.

Лопающиеся волокна синхрона делали так больно, что когда яут снова дернул – уже на себя – Йонге инстинктивно вцепился в него, пытаясь найти защиту. Лихорадочно шаря обеими руками по толстой шкуре, он сталкивался пальцами с Рудольфом и отдергивался, как от ожога.

Сайнжа потянул оставшиеся нити синхронизации – и в этот раз что-то под кожей лопнуло, раскатилось мучительно колючими и одновременно чудовищно приятными шариками.

Рудольф захрипел на вдохе. Йонге лихорадочно втянул влажный, густой воздух. Щеки, грудь, плечи, бедра – все запылало в мгновенно подскочившей температуре. Звон в голове усилился до мерцания в глазах.

– Са-ай…

Яут шагнул вперед. В полуобморочном состоянии Йонге ухватился, как мог, за шею, опять сталкиваясь с Рудольфом. Повис на яуте, чувствуя, как пол больно тыкается в безвольно волочащиеся ноги.

Пот градом катился по шее, по бокам, щекотал ребра. Колючие шарики сталкивались, и каждый раз Йонге слабо вскрикивал. На два голоса – он слышал и чувствовал, как точно такие же шарики катаются под кожей напарника. Ударяются и лопаются, разбрызгивая то ли боль, то ли удовольствие. Нестерпимо острое чувство.

Сайнжа шел быстро, и Йонге с трудом вытащил из памяти воспоминание: даже на Калисее, после анабиоза, Сайнжа мог стоять, когда на нем было сразу двое. Вспомнил, как яут держал его на весу, а Рудольф оседлал тушу сзади, но Сайнжа все равно не падал. Смешок застрял в горле, и Йонге почувствовал, что по щекам тянутся горячие, сырые нитки слез. В носу захлюпало. Он готов был поклясться, что слышит глухое рыдание со стороны Рудольфа.

Это было ужасно сентиментальное воспоминание.

Он ненавидел яута за это.

Протащив обоих через коридор до развилки, Сайнжа свернул в кают-компанию. Йонге ничего не видел от слез и мучительных вспышек перед глазами, но чувствовал каждым миллиметром тела: они идут туда. Еще он мог сказать, что полы недостаточно прогреты, а в системе кондиционирования еще не достигнут нужный уровень влаги. Но зато Фелиция расслаблена и счастлива.

– Реконструкция! – снова рявкнул яут, едва они оказались за порогом кают-компании.

“Фелиция” без слов визуализировала программу номер пять – теперь Йонге знал даже номера всех сохраненных визуализаций, включая прихваченные с “Алебастра”. Звук, свет, шорохи – дождевые леса Найхави обрушились со всех сторон.

В отчаянном и неожиданном приступе страха Йонге повернулся, инстинктивно пытаясь найти свою оторванную половину. Но едва он потянулся рукой, как между ними выросла стена. Йонге проехался щекой по толстой шкуре, напоролся на что-то жесткое и острое и застонал в отчаянии. Стена из железной самоуверенности и знания “как лучше” разделила их. Почти разрубила, точно тяжелый метательный диск.

Сайнжа сел на пол и тут же откинулся на спину, втаскивая людей на себя. Йонге почувствовал под коленом странное мохнатое тепло, и тут же с пронзительной ясностью вспомнил, как Сайнжа растаскивал шкуры по всему кораблю.

Перекрученные нити синхрона наконец-то перестали лопаться. Медленно прорастали обратно. Не напрямую от одного к другому, а в обход: через кровь тысячи воинов и охотничью славу.