Дот Хатчисон - Сад бабочек (ЛП)

– Спасибо тебе за компанию.

– Взаимно, – ответила я.

Я смотрела, как отец с сыном идут через Сад. Вскоре они с Элеонорой и Эвери соберутся за обедом, как самая обычная семья, будут непринужденно болтать, невзирая на ложь, туманом нависшую над столом…

Через несколько минут ко мне поднялась Блисс.

– Ну и придурок, – проворчала она.

– Возможно.

– Он позвонит в полицию?

– Нет, – ответила я неохотно, – не думаю.

– Точно придурок.

Иногда с Блисс трудно было спорить, как в тот раз.

Но иногда и от придурков бывает польза.

* * *

– Почему, по-вашему, он не звонил полицию?

Инара пожимает плечами.

– По той же причине, почему он не задавал отцу тех вопросов. Потому что был напуган. Что, если он позвонит в полицию, а отцовские объяснения окажутся правдивыми? Или, что хуже, не окажутся? Может, он и хотел поступить по совести, но ему был двадцать один год. Разве можно в таком возрасте знать, что правильно, а что нет?

– Вам даже двадцати нет, – замечает Эддисон, и девушка кивает.

– Так ведь я и не говорю, что знаю. Он хотел верить своему отцу. У меня не было никого, кому хотелось бы так безоглядно верить. Никогда не нуждалась в ком-то, кто гордился бы мной.

Она неожиданно улыбается, мягко и немного печально.

– Лотта постоянно об этом беспокоилась.

– Лотта?

– Младшая дочь Софии. Помню, однажды мы отработали смену до трех утра, и София к половине девятого отправилась в школу к своим девочкам, чтобы посмотреть школьное представление. Она рассказывала потом, после того как вздремнула. – Улыбка становится шире, добрее, и на мгновение Виктору кажется, что перед ним настоящая Инара Моррисси, которая обрела дом в этой странной квартире. – Джилли была бесстрашной и самоуверенной. Такие, как она, не знают сомнений и готовы на любую авантюру. Лотта была… не такой. Так бывает, наверное, со всеми девочками, если у них есть старшая сестра вроде Джилли. В общем, мы сидели на полу вокруг журнального столика и ели всякую всячину из закусочной «Таки». София слишком устала, чтобы одеваться, поэтому подошла прямо в нижнем белье и уселась рядом. Ее волосы прикрывали бо́льшую часть татуировок, но грудь была видна. Лотта неделями мучилась с ролью и репетировала с каждой из нас по очереди, когда мы навещали их вместе с Софией. И нам хотелось знать, как она справилась с ролью.

Виктор бывал на таких представлениях.

– И как, справилась?

– Отчасти. Джилли подсказывала ей реплики из зала, – улыбка пропадает с ее лица. – Я никому не завидовала, не было для этого причин. Но эти девочки, как они держались друг друга и Софии… тут было чему позавидовать.

– Инара…

– Чего только не было в той закусочной «Таки», – поспешно перебивает она и щелкает обожженными пальцами, словно хочет отбросить эту сентиментальность. – Она находилась по пути от станции к нашему дому и всегда была открыта. Там всегда что-нибудь готовили, даже если ты закупал продукты в ближайшем магазине. Мы все работали в ресторане, и готовить ни у кого не было желания.

Виктор не успевает воспользоваться моментом, но про себя делает пометку. Он не настолько наивен, чтобы рассчитывать на ее доверие. Вряд ли Инара собиралась в такой мере обнажать чувства. Но Эддисон прав, она скрывает что-то важное. И, что бы это ни было, так сосредоточена на этом, что невольно говорит лишнее.

Она нравится Виктору. Он видит перед собой дочерей всякий раз, когда смотрит на нее. Но работа есть работа.

– А в Саду? – спрашивает он словно невзначай. – Вы, кажется, говорили, что Лоррейн готовила вам только здоровую пищу?

Инара кривит лицо.

– Как в кафетерии. Все выстраивались в очередь, получали еду и рассаживались за столы с лавочками. Чувство было такое, будто мы вернулись в среднюю школу. Ну, кому хотелось, те брали поднос и уходили к себе в комнату, а в следующий раз возвращали.

– А если кому-то не нравилась еда?

– Ели сколько могли. Если кого-то мучила аллергия, то им было еще простительно. Но если есть недостаточно или слишком придираться, это могло плохо кончиться.

* * *

В Саду, когда я только попала туда, обитали две близняшки. Внешне это были две копии друг друга, вплоть до узора на крыльях. Но в жизни это были два совершенно разных человека. Магдален и Магдалина. Мэгги была на пару минут старше, и у нее была аллергия буквально на все. Она даже в Сад не выходила, потому что не могла дышать тем воздухом. Если хотелось уснуть побыстрее, достаточно было попросить ее перечислить все продукты, которые вызывали у нее аллергию. А вот Лина ничем таким не страдала. И Садовник проявил редкое равнодушие, поместив обеих в одной комнате. И посещал их в одно время.

Лина часто резвилась в Саду и в комнату возвращалась вся перепачканная, с травой в волосах, что создавало определенные проблемы. Даже если Мэгги была в это время в столовой и Лина успевала принять душ, – она возвращалась, находила на полу травинку и закатывала истерику. Садовник перепробовал примерно двадцать видов мыла, пока не подобрал для нее подходящее. Но и после этого Мэгги все время жаловалась, какая у нее сухая кожа, какие жесткие волосы. И постоянно, постоянно ныла, что не может нормально дышать, и что глаза у нее воспаленные, и никто ей даже не посочувствует. В общем, кошмар.

Мэгги привыкла, что родители буквально с ног сбивались, стараясь во всем ей угодить.

Хотя Лина мне нравилась. Она никогда не жаловалась, даже если Мэгги бывала невыносимой, и – прямо как я – изучала Сад. Время от времени Садовник прятал для нее какие-нибудь сокровища, просто потому что знал, что она их найдет. Лина смеялась с удовольствием и всегда находила для этого повод. Она понимала, насколько плачевное у нас положение, но тех, кто этого не знал, ее оптимизм мог привести в замешательство. Она предпочитала радоваться, а не впадать в уныние и не падать духом.

Лина пыталась объяснить мне это, и я в каком-то смысле понимала ее. Хоть и не причисляла себя к такому типу людей. Я не впадала в уныние и не падала духом, но и для радости причин не находила.

Мэгги вместе с нами никогда не ела. По ее словам, даже несколько минут, проведенных в одной комнате с нами, могли спровоцировать аллергическую реакцию. Для нее, как правило, готовили отдельно, и сестра брала поднос и относила ей в комнату, а потом забирала. Ей хватало времени, потому что сама она съедала за пять минут все, что ей давали. Она ела все подряд и не жаловалась.

И Лина была одной из немногих, за кого я действительно боялась. Мы в большинстве своем понимали: если в Саду у них все было на двоих, то и умереть им придется вместе.

Они попали в Сад на полгода раньше меня, и Лионетта старалась приспособить Мэгги к жизни в нашем маленьком мире. К счастью, Садовника скорее забавляла эта потребность Мэгги в особом уходе.