Дот Хатчисон - Сад бабочек (ЛП)

– Оскорблять?

– Всегда есть такие, кому кажется, будто жертва этого заслуживает, – объясняет Виктор. – Они идиоты, но зачастую орут громче всех. Разумеется, вы этого не заслужили, никто такого не заслуживает. Но они будут кричать об этом, потому что считают так или же просто хотят на пару секунд привлечь к себе внимание. А поскольку у нас свобода слова, мы ничего не можем с ними сделать.

– Видимо, я настолько привыкла к ужасам Сада, что отвыкла от ужасов внешнего мира.

Хановериан многое отдал бы, чтобы возразить ей. Но не произносит ни слова, потому что она права.

Они идут к главному входу, Виктор с Эддисоном шагают по обе стороны от нее. Репортеры словно срываются с цепи. Инара игнорирует их с молчаливым достоинством, смотрит прямо перед собой и даже не прислушивается к вопросам. Вдоль дорожки тянутся ограждения, вдоль которых стоят полицейские и никого за них не пускают. Двери уже близко. В этот момент особо предприимчивая журналистка пробирается под ограждением и между ног у полицейского, за ней тянется провод микрофона.

– Как вас зовут? Вы одна из жертв? – выкрикивает она, размахивая перед ней микрофоном.

Инара не отвечает, даже не смотрит на нее. Виктор знаком велит полицейскому увести женщину.

– Вы обязаны поведать общественности о том, что пережили!

Инара по-прежнему поглаживает большим пальцем дракона, но теперь смотрит на женщину, которая пытается стряхнуть с себя руки полицейского.

– Будь у вас хоть какое-то представление о деле, которое вы беретесь освещать, – произносит она тихим голосом, – вы даже не заикнулись бы о том, что я кому-то чем-то обязана.

Она кивает полицейскому и движется дальше. Репортеры кричат ей вслед, люди у входа спрашивают насчет пропавших девушек. Но как только за ними закрываются двери, все стихает.

Эддисон усмехается.

– Я думал, вы пошлете ее куда подальше.

– Мне хотелось, – признается Инара. – Но я подумала, что вы, должно быть, тоже попадаете в кадр. Не хотела, чтобы агент Хановериан потом краснел перед мамой.

– Очень смешно. Идемте.

Странно видеть в больнице столько полицейских, даже в фойе. ФБР, местная полиция, представители других департаментов, служба опеки… Все разговаривают по телефону, уставились в свои ноутбуки или планшеты. Кому-то досталось самое сложное: семьи.

Эддисон выбрасывает в ведро пустые стаканчики. Виктор между тем отыскивает глазами третьего члена своей команды. Рамирес сидит с какой-то супружеской парой. Она кивает, но не отходит от изнуренной женщины среднего возраста.

– Инара, это…

– Агент Рамирес, – заканчивает за него Инара. – Мы познакомились, прежде чем меня увезли. Она обещала проследить, чтобы врачи не вели себя по-свински.

Виктор вздрагивает. Рамирес улыбается.

– Навязчивы, – поправляет она. – Обещала, что постараюсь проследить, чтобы врачи не были слишком навязчивы . Только я думала, что тебя зовут Майей.

– Звали. Зовут, – Инара качает головой. – Все не так просто.

– Это родители Кейли, – Рамирес кивает в сторону пары.

– Она постоянно спрашивает про вас, – говорит отец Кейли. У него бледное лицо и покрасневшие глаза, но он протягивает ей руку. Инара показывает свои обожженные ладони. – Так это вы встали на ее защиту, когда она попала туда?

– Пыталась, – отвечает она уклончиво. – Ей, конечно, не повезло, что она попала туда. Но повезло, что она пробыла там совсем недолго.

– Мы хотели попросить, чтобы ее перевели в отдельную палату, – добавляет жена сквозь слезы; в руках у нее рюкзак с котенком Хелло Китти и несколько носовых платков. – Она такая маленькая, а врачи задают такие личные вопросы…

Она замолкает, и ее муж продолжает за нее.

– Она запаниковала. Сказала, что если вас нет, то она останется с…

– Блисс и Данелли?

– Точно. Я… не понимаю почему…

– Ей через многое пришлось пройти, – мягко произносит Инара. – Это ужасно. Кейли пробыла там совсем немного, но в эти несколько дней она была не одна. Мы втроем постоянно были рядом, и не только мы. Ей спокойнее с теми, кто знает, через что ей пришлось пройти. Скоро ей станет лучше, – она смотрит на синего дракона у себя в руках. – Это не значит, что она не рада вас видеть. Это не так. Она тосковала по вам. Но если сейчас оставить ее одну, это… вызовет у нее панику. Наберитесь терпения.

– Что они сделали с нашей девочкой?

– Она сама расскажет, когда сможет. Только наберитесь терпения, – повторяет Инара. – Знаю, у вас ко мне, должно быть, миллион вопросов. Но мне нужно проведать остальных, включая Кейли.

– Да-да, конечно, – отец девочки несколько раз кашляет. – Спасибо, что помогли ей.

Женщина встает и обнимает растерянную девушку. Инара бросает на Виктора обеспокоенный взгляд, но тот лишь усмехается. Поняв, что он не собирается ее выручать, она кривится. Потом мягко высвобождается из объятий и недовольно спрашивает:

– Сколько тут еще родителей?

– Если говорить о выживших девушках, то примерно половина. Некоторые еще в пути, – отвечает Рамирес, шагая с ними к лифту. – Остальных мы известим позже, когда станет точно известно, кто есть кто.

– Да, так лучше.

– Агент Рамирес! – раздается властный голос, вместе со стуком каблуков по кафелю.

Виктор издает тихий стон. Им почти удалось пройти незамеченными.

И все-таки они с коллегами разворачиваются навстречу женщине. Инара продолжает смотреть на табло лифта, отсчитывает этажи.

Сенатор Кингсли – женщина пятидесяти лет, с черными волосами. У нее мягкие черты лица, но при этом суровый взгляд. Она в больнице с прошлой ночи, но вид у нее по-прежнему довольно свежий. Красный костюм контрастирует с ее темной кожей, маленький значок с американским флагом почти сливается с цветом.

– Так это она и есть? – спрашивает сенатор, останавливаясь перед ними. – Девушка, которую вы прятали от меня?

– Мы допрашивали ее, а не прятали, – вежливо поправляет Виктор, кладет руку на плечо Инары и разворачивает ее – мягко, но настойчиво.

Инара окидывает женщину взглядом и заставляет себя улыбнуться: фальшь в ее улыбке настолько очевидна, что Виктору не по себе.

– Вы, должно быть, мама Равенны.

– Ее зовут Патрис, – с нажимом поправляет сенатор.

– Звали, – соглашается Инара. – И будут звать. Но сейчас она еще Равенна. Мы пока не освоились во внешнем мире.

– Какого черта это значит?

Улыбка исчезает с лица Инары. Она поглаживает большим пальцем своего дракона, а через мгновение выпрямляется и смотрит женщине прямо в глаза.

– Это значит, что ей пока сложно поверить в происходящее, и вам не стоит торопить события. Мы слишком много пережили за прошедшие два дня. Мы так долго жили в чьих-то жутких фантазиях, что теперь даже не знаем, кто мы в реальности. Со временем все встанет на свои места, но сейчас ваша реальность слишком… – она бросает взгляд на группу ассистентов, стоящих на почтительном расстоянии, – …слишком публична. Вот если б вы распустили свою свиту, возможно, ей было бы легче.