Александр Руджа - Хеллсинг: Моя земля (СИ)

Я молчу. У меня нет слов. А у Андерсона еще есть.

— Остается один действительно важный пункт — угроза взрывообразного роста числа упырей при помощи, предположительно, имеющегося у Руди устройства, которое мы условно назовем детонатором. Однако, как ты правильно отметила ранее, находясь в Лондоне, Руди вряд ли рискнет совершить полномасштабную диверсию — ему здесь станет некомфортно. А с небольшими вспышками мы с вами, полагаю, справимся. Есть средства.

Я кое-что вспоминаю. «Признаться, Dame Integra, натура у меня такая — люблю рисковать. И это обычно окупается — некоторые ваши друзья могут подтвердить.»

Руди игрок. Он выбирает парадоксальные, неочевидные решения — и раз за разом выигрывает у, казалось бы, многократно превосходящих сил. Это стоит обмозговать. Но сначала закончим с отцом Александром.

— Вот как, — стараясь оставаться спокойной, говорю я. — И что, вас, получается, не беспокоит сложившаяся ситуация?

— А должна? — вежливо интересуется Андерсон. — Оттуда, где я стою, она не выглядит… критической. Сложной, запутанной — да, возможно. Но впадать в уныние, как мне кажется, совершенно незачем. Да и вообще, уныние — смертный грех, должен заметить.

Спасибо за бесплатный выпуск «Слова пастыря», отче.

— А что именно удерживает вас от впадения в уныние, если не секрет? — меня уже немного потряхивает. Ну, получается, что сотни смертей по всей стране, десятки, как минимум, вампиров, упырей, плюс неизвестно сколько потенциальных носителей «лилит», да еще полуразрушенная организация, призванная с этими существами бороться — это не повод для печали.

Отец Андерсон серьезен.

— Работа по локализации главы «Миллениума» ведется. Жертвы среди гражданского населения сведены к минимуму. А разумный маневр Алукарда, все равно сидевшего без дела, привел к тому, что новых вспышек заражения в городе и стране пока не будет. Он выигрывает нам время, Виктория.

Ага. В общем, Андерсон, получается, окончательно вошел в секту «Свидетелей Алукарда и Его Хитрого Плана». Все что делает их предмет обожания — верно по определению. «Учение Маркса всесильно, потому что верно», это мы уже проходили, спасибо большое. Но сильнее всего меня торкает даже не это. А сказанное на несколько секунд раньше.

— Жертвы сведены к минимуму? Да несколько сот человек рассталось с жизнью только во время операции в Белгравии, а сколько раньше? А сколько…

— А сколько людей проживает в одном Лондоне? — невозмутимо прерывает меня священник. — Восемь миллионов? Чуть больше? Разумеется, прискорбно, что жертвы все же имели место, но если бы не мы — и не вы, «Хеллсинг», — то их могло быть куда больше. А наша цель — уничтожение мерзавцев из «Миллениума» — тем временем все ближе.

Прекрасный подход. На земле живет семь миллиардов человек, а значит, если стереть с ее лица миллионов пятьсот — многие даже не заметят, а жертвы все равно, можно сказать, будут «сведены к минимуму».

— Ну, конечно, — слова вылетают какими-то обрывочными, резкими комбинациями звуков. Как всегда, когда я злюсь. — Цель оправдывает средства, так?

— Ну что за чушь, в самом деле, Виктория, — Андерсон укоризненно разводит руками. — Взрослая девушка, разумный человек, отличный боец, насколько я знаю, а повторяешь… глупости всякие.

Он делается серьезным.

— Цель — это просто цель. Она сама по себе ничего не оправдывает. Это делают люди. Понимаешь? Люди, в меру своих способностей и умений, сами решают, достойна та или иная цель той или иной жертвы. Никто больше. Одни цели поменьше — и требуют меньше усилий для достижения. Другие побольше — но и запросы у них соответствующие. Третьи — совсем глобальные. Добраться для них труднее всего, и пожертвовать приходится многим. На самом деле многим. И многими.

Андерсон некоторое время молчит.

— И поэтому если завтра окажется, что для окончательного искоренения этой нечисти нужно будет уничтожить половину населения Лондона, и самому лечь рядом с ними — я с готовностью принесу эту жертву. Ибо цель — неизмеримо выше.

— Не совсем ортодоксальный подход, — нахожу я все-таки какие-то слова.

— Не совсем ортодоксальная ситуация, — парирует Андерсон. — Церковь в курсе такой стратегии, конечно, хотя официально ее и не поддерживает. Но разрешает, учитывая обстоятельства.

Он как-то совсем по-домашнему потягивается и откладывает всю электронику в сторону.

— Что-то мы заговорились о постороннем, нерелевантном. Давно пора к делу. Очевидно, тебе требуется помощь. Какого рода ее ты бы хотела получить?

А мне эта мысль только-только в голову пришла: чего я вообще сюда приехала, чем они мне помогать будут? Что, отец Андерсон сейчас с диким гиканьем выхватит из-под скамейки две сабли и понесется вместе со мной по мощеным древним камнем набережным Темзы, богатырским нюхом выискивая затаившихся нацистов? Зачем я опять, в который уже раз, поступаю точно как Виктория из аниме — руководствуюсь дурацкими порывами и эмоциями, вместо того, чтобы сесть, подумать и обозначить, хотя бы на тактическом уровне, свои будущие действия? Что дома меня это преследовало, что здесь никуда не делось. Ничего удивительного, что и результаты получались соответствующие, и там и здесь.

На грудь опять давит невидимая тяжесть. Эта чертова бетонная плита, а казалось бы, что мне стоило тогда взять чуточку влево…

В этот момент звонит телефон. Громко, резко, требовательно. Андерсон бросает на экран взгляд, хмурится и решительно встает.

— Это важно, Виктория, я должен ответить. А ты пока подумай.

А отчего бы и не подумать, собственно? Реальной помощи мне, похоже, и тут не дождаться, надежды на то, что Андерсон реально оценит опасность, не оправдались. Расчеты на то, что он выделит мне каких-то людей, чтобы хотя бы попытаться вычислить Руди и его кодлу, так и остались в разряде смелых мечтаний. Значит — что? Домой, на базу, закутаться в одеяло, смотреть старые фильмы и пить чай с малиной в память о покинувшем нас Алукарде. Ждать указаний от Интегры, которых, похоже, так и не будет. Готовиться к худшему: даже поверив, что все, сказанное Руди — чистая правда, нельзя не понимать, что он подарил Алукарду сына не просто так, не по доброте душевной. У него есть цель, и хорошего в этой цели ничего не может быть просто по определению.

Создание нового высшего вампира, полностью подконтрольного исключительно ему. Всемогущего, бессмертного, но молодого, без накопленного столетиями опыта. С его помощью, и со своим чутьем на риск, Руди будет способен совершить практически все, что угодно, от государственного переворота до уничтожения жизни на Земле — просто так, для развлечения. А почему бы и нет? Черт, почему бы и нет? Возможно ли такое развитие событий?