Фредрик Бакман - Вторая жизнь Уве

Тем вечером Руне и Уве, собравшись на полянке, пропустили по стопарику виски. Победе своей мужья обрадовались не особо, без энтузиазма отметили их жены. Скорее расстроились, оттого что власти так быстро пошли на попятную. Ведь восемнадцать месяцев этой распри оказались самыми увлекательными в жизни обоих мужчин!

«Неужто нынче никто за принципы свои бороться не хочет?» – удивленно восклицал Руне. «Никто, ни одна сволочь», – отвечал ему Уве.

И они выпили за здоровье своих недостойных врагов.

Разумеется, все это случилось задолго до путча. И до того, как Руне купил БМВ.

«Идиот!» – подумал Уве про Руне в тот день и повторял себе это слово в каждую последующую годовщину этого события. Впрочем, так он думал и во все остальные дни. «Блин, да как тут толком общаться, когда эта бестолочь купила БМВ?» – объяснял Уве Соне, все недоумевавшей, отчего это приятели перестали толком общаться. А Соня закатывала глаза и ворчала: «Нет, ты безнадежен».

Уве, впрочем, безнадежным себя не считал. Просто, по его мнению, вещи любят место и порядок. Нельзя идти по жизни, вот так вот влегкую разбрасываясь и размениваясь ими. Будто постоянство нынче ничего не стоит. Нынче люди меняют старое на новое до того быстро, что умение делать что-то долговечное стало ненужным. Качество – кому оно теперь надобно? Ни Руне, ни другим соседям, ни начальникам с работы. Им только эвээмы подавай – как будто человек научился строить дома только после того, как этот архитектор из бюро, парень в тесной рубашонке, открыл крышку своего ноутбука. Будто Колизей и пирамиды в Гизе строил именно он. Господи, еще в 1889 году Эйфелеву башню смогли поставить, а сейчас, курам на смех, одноэтажный типовой домик начертить не могут, не подзарядив этот свой навороченный телефон.

В нынешнем мире человек устаревает, не успев состариться. Целая страна стоит и рукоплещет тому, что никто больше не умеет работать на совесть. Безудержная овация посредственности.

Никто не способен сам поменять шины. Смонтировать светорегулятор. Положить плитку. Оштукатурить стены. Сдать назад на машине с прицепом. Заполнить декларацию. Все это лишние умения, утратившие свою актуальность. Вот о чем Уве толковал с Руне. А тот возьми и купи БМВ.

Получается, человек «безнадежен» лишь оттого, что видит черту, за которую нельзя переступать. Нет, Уве так не согласен.

Наверняка он теперь уже не вспомнит, с чего началась их свара с Руне. Помнит только ее продолжение. Как ссорились из-за батарей и центрального отопления, из-за мест на парковке и из-за рубки деревьев, из-за уборки снега и из-за стрижки газонов, а еще из-за крысиного яда в пруду у Руне. Больше тридцати пяти лет выходили они из своих одинаковых домов на одинаковые лужайки, разделенные забором, и сверлили друг друга долгим-долгим взглядом. И вдруг все кончилось. Руне занемог. Перестал выходить из дому. Уве даже не знал, где теперь тот БМВ.

И краешком души скучал по старому хрычу. Говорят, когда падаешь, мозг работает быстрее. За долю секунды передумаешь тысячу мыслей. Так и Уве успел подумать о многом за то мгновение, когда отлетела табуретка и он, хватая воздух руками, ухнул вниз… тресь! – брякнулся оземь и бешено затрепыхался. И вот беспомощно валяется на полу и, кажется, уже чуть не целую вечность созерцает крюк, который нерушимым утесом торчит из потолка. Потрясенный, таращится на два длинных куска веревки, разорвавшейся пополам.

Вот ведь общество! Веревку – и ту справить не могут, злится Уве. В сердцах чертыхается, пытаясь расправить ноги. ВЕРЕВКИ разучились вить! Где ж такое видано, а?

Н-да, не стало качества, заключает Уве, вставая. Отряхивается, озирается по углам. Щеки пылают – то ли от гнева, то ли от стыда. Он поглядывает на окно, на задернутые шторы, будто опасаясь, не увидел ли кто.

Такой нынче гребаный век: даже повеситься по-человечески не дадут. Собрав обрывки веревки, Уве несет их на кухню, кидает в мусорное ведро. Сдирает с пола пленку и складывает в икеевский пакет. Укладывает в коробки дрель и сверла, относит их в сарай.

Ненадолго задерживается там, припомнив, как Соня вечно пилила его: приберись да приберись тут. Уве ни в какую. А то он не знает: чуть где освободится уголок, кто-то стремглав побежит в магазин, чтобы забить его очередным барахлом. А теперь уж вовсе некстати прибираться. Теперь уж некому бежать в магазин за барахлом. Прибраться теперь – только понаделать зияющие, ничем не заполненные пустоты. А Уве ненавидит пустоту!

Он подходит к верстаку, берет разводной ключ и пластмассовое ведерко. Идет наружу, запирает сарай, трижды дергает за ручку. Пройдя между домами по дорожке, сворачивает у крайнего почтового ящика, звонит в дверь. Ему открывает Анита. Уве молча смотрит на нее. Видит в глубине дома Руне: сидя в инвалидной коляске, сосед бессмысленно пялится в окно. Одна и осталась у него отрада в последние годы.

– Где там твои батареи? – бурчит Уве.

Анита изумленно улыбается, кивает радостно и растерянно.

– Ах, Уве, мне так ужасно неловко беспокоить тебя, это так любез…

Не дав ей договорить и не сняв обуви, Уве проходит мимо нее в дом.

– Да ладно тебе. Один хрен день испорчен.

Через неделю после того, как ему исполнилось восемнадцать, совершеннолетний Уве сдал на права, позвонил по объявлению и пешком отмахал двадцать пять километров, чтобы купить свой первый собственный «сааб». Синего цвета. Он продал старый отцов девяносто второй и взял модель поновее. Девяносто третью. Сама машина была новее разве что номинально: потрепанный ветеран. Но Уве считал, что нельзя называть себя настоящим мужиком, пока не купишь свою первую тачку. Поэтому и взял развалюху.

В ту пору в стране происходили большие перемены. Люди срывались с насиженных мест, уезжали на заработки, обзаводились телевизорами, а пресса вовсю трубила о нарождении «среднего класса». Что это такое, Уве понимал не до конца, зато знал твердо – сам он к этом классу не принадлежит. Средний класс принялся строить новые микрорайоны с квадратными домами и выбритыми под ноль газонами, и вскоре родительский дом Уве вдруг встал на пути этого прогресса. А для среднего класса, как видно, хуже нет, когда кто-то стоит на пути его прогресса.

Уве получил несколько официальных уведомлений насчет «пересмотра административных границ муниципалитета». Вникнуть в смысл этих уведомлений было мудрено: Уве понял только, что его домишко не особо вписывается в ансамбль новопостроенных особняков, выросших на его улице. Чиновники писали ему, что муниципалитет намерен выкупить его участок. Сломать старый дом и построить что-нибудь эдакое.