Фредрик Бакман - Вторая жизнь Уве

– Ты в порядке? – спрашивает Мирсад.

Оборотившись, Уве обрушивает на Йимми весь свой долго сдерживаемый гнев:

– Вот как, значит, она сказала? Не захотела просить Соню о помощи, потому как у нас «своих проблем выше крыши»?

Йимми испуганно кивает. Уве упирается взглядом в землю, грудь под курткой ходит ходуном. Он думает, как бы отреагировала Соня. Кабы ей сказали, что ее лучшая подруга не пришла к ней за помощью, решив, что у Сони у самой «проблем выше крыши». Сердечко ее разорвалось бы в клочья.

Подчас трудно объяснить, отчего некоторые вдруг поступают так, как поступают. Бывает, конечно, они знают: рано или поздно все равно придется это сделать – так чего ж тогда откладывать? А бывает наоборот – вдруг понимают, что должны были поступить так давным-давно. Уве, хотя всю дорогу знал, как ему поступать, в душе, как и все люди, верил, что все еще успеется. Ведь мы всегда надеемся, что еще успеем что-то сделать для другого. Сказать ему нужные слова.

Или подать апелляцию.

Уве сосредоточенно уточняет у Йимми:

– Два года?

Йимми кивает. Уве крякает. В первый раз за все время он выглядит растерянным.

– Я же думал, она только начала. Думал, я… у меня… вагон времени, – бормочет он.

Йимми озадачен, словно гадает, с кем сейчас разговаривает Уве – с ним или с самим собой. Уве поднимает глаза.

– Стало быть, они вот-вот приедут за Руне? Что, правда? И вся эта волокита, апелляция, вся эта гребаная возня – что, все это уже позади? Ты УВЕРЕН?

Йимми кивает еще раз. Открывает рот, чтобы добавить что-то, но Уве далеко. Он уже шагает по дорожке между домами, напоминая героя черно-белого вестерна, собравшегося отмстить врагам за смертельную обиду. Дойдя до крайнего дома, около которого по-прежнему стоит белая «шкода», зажатая прицепом, бешено барабанит в дверь, словно вопрос не в том, откроют ли ему, а в том, успеют ли, прежде чем он разнесет ее в щепки. Перед ним, в полном смятении, возникает Анита. Уве идет прямиком в прихожую.

– Где у тебя бумаги из социальной службы?

– Да, но я ду…

– Давай сюда!

Впоследствии Анита делилась с соседями, мол, «не видала Уве таким сердитым аж с 1977 года, когда по телевизору сообщили о слиянии «Сааба» и «Вольво».

В этот раз Уве захватил с собой синий складной пластмассовый стул, поставил – не на снегу же сидеть. Беседа небось выйдет долгой, чует он. Так всегда бывает, когда Уве надо рассказать Соне что-нибудь неприятное, чего она не одобрит. Уве заботливо сметает снег с камня, чтобы хорошенько видеть жену.

Много народу всякого-разного перебывало в их поселке за без малого сорок лет. Взять хотя бы таунхаус между домами Уве и Руне: попадались там жильцы и молчаливые, и буйные, и странные, и несносные, и совсем-совсем неприметные. Заселилась одна семья с детьми-подростками, так те, бывало, по пьяной лавочке весь забор обоссут. Заселилась другая – понатыкала в саду кустов неположенного сорта. Заселилась третья – и давай, не спросясь, перекрашивать фасад в розовый цвет. В одном Уве и Руне были согласны: ежели и было у жильцов, в разное время населявших соседний дом, что-то общее, так это проблемы с головой.

В конце восьмидесятых дом этот купил какой-то олигарх, кажется банкир, «в качестве инвестиционного объекта» (Уве краем уха слыхал его беседу с риелтором). Банкир сдавал дом внаем – одни постояльцы сменяли других. Так продолжалось годами, до одного прекрасного лета, когда три молодых удальца рискнули устроить в нем притон, собрав целый паноптикум алкоголиков, проституток и уголовников. Там гуляли дни и ночи напролет, вся дорожка между домами была усеяна, как конфетти, битым стеклом от пивных бутылок, музыка гремела так, что в гостиной Сони и Уве со стен падали картины.

Уве пошел было разобраться, покончить с этим безобразием, но молодые наглецы стали насмехаться над ним. Уве не сдавался, тогда один из них пригрозил ему ножом. На другой день урезонить их вызвалась Соня – они обозвали ее «старой развалиной». А на следующий вечер врубили музыку еще громче – Анита (куда деваться?) выбежала на площадку, стала браниться, так негодяи саданули ей в окошко бутылкой.

Это они, конечно, сделали зря.

Уве тут же стал строить планы возмездия, решив для начала прощупать источники финансового благополучия владельца жилья. Позвонил юристам и налоговикам – потребовал запретить аренду дома и пригрозил, что «в случае чего дойдет хоть до правительства». Впрочем, так далеко идти не потребовалось.

Было за полночь, когда Уве заметил, как Руне, бренча ключами от машины, направляется к парковке. Обратно тот шел, неся в руках пластиковый пакет, о содержимом которого Уве мог только гадать. А наутро трех молодых наглецов замела полиция: их заковали в наручники и упекли за хранение крупной партии наркотиков. Наркоту – благодаря анонимному доносу – нашли в сарае.

Пока шло задержание, Уве с Руне стояли на улице и наблюдали. Взгляды их встретились. Уве почесал подбородок.

– И где они только эту дрянь достают? – задумчиво произнес Уве.

– Да в скверике, около станции, – отвечал Руне, руки в карманах. – От людей слыхал, – усмехнувшись в усы, прибавил он.

Уве кивнул. Долго стояли и молча посмеивались.

– Как машина-то? – спросил наконец Уве.

– Как часы, – ответил Руне.

Они снова поладили. На два месяца. Потом опять разругались, из-за системы отопления. А покуда ладили, славное было времечко, говорила Анита.

Шли годы, а постояльцы в соседнем доме все менялись – причем некоторых Уве и Руне встречали с удивительной снисходительностью и благосклонностью. Правду говорят: многое познается в сравнении.

И вот как-то летом, в середине девяностых, сюда переехала женщина с пухлым мальчуганом девяти лет, сразу полюбившимся Соне и Аните. Как они разведали, отец бросил мальчонку в младенчестве. Мать жила теперь с новым избранником – сорокалетним бугаем с бычьей шеей и вечным перегаром из пасти, чего подруги до поры до времени старались не замечать. Дома отчим бывал редко, а что да почему – Соня с Анитой предпочитали не надоедать лишними расспросами. Стало быть, разглядела в нем соседка какие-то достоинства. «Заботится он о нас, в одиночку-то ребенка поднимать нелегко», – бодрилась та, когда разговор заходил о ее сожителе.

В первый раз, когда бугай заорал так, что было слышно сквозь стены, соседки решили, что человек у себя дома волен разговаривать как ему заблагорассудится. В другой раз сошлись на том, что без ссор не обходится ни в одной семье, ничего страшного.

Улучив момент, когда бугая не было дома, подруги вытащили соседку с мальчишкой в кафе. Женщина, принужденно посмеиваясь, объяснила, что синяки наставила себе сама (ну, естественно!) – мол, слишком резко дернула дверцу буфета. Вечером Руне повстречался с бугаем на автостоянке. Тот выползал из машины явно под мухой.