Фредрик Бакман - Вторая жизнь Уве

Чиновник в белой рубашке останавливается. Зрачки сузились.

Тут откуда-то сбоку выныривает женщина сорока пяти лет, на голове конский хвост, забранный на скорую руку, одета в потертые джинсы и «аляску» лягушачьего цвета не по росту.

– Я из местной газеты, хотела бы задать вам пару вопросов, – щебечет она, доставая диктофон.

Чиновник в белой рубашке долго смотрит на нее. Потом поворачивается к Уве. Взгляды противников скрещиваются. Чиновник молчит, тогда журналистка вытаскивает из портфеля ворох бумаг. Сует ему в руки.

– Вот тут дела пациентов, которыми вы и ваш департамент занимались последние годы. Тут про всех, кого так же, как и Руне, забрали из дома насильно, против их воли и воли их близких. Про все нарушения, допущенные вами по отношению к старикам, которых вы упекли в дома престарелых. Про все пункты, которые вы не соблюдали и где действовали в обход установленных процедур, – говорит она таким тоном, будто вручает ему ключи от машины, только что выигранной им в лотерею.

И добавляет с улыбкой:

– А знаете, чем удобно нашему брату журналисту выводить на чистую воду вас, бюрократов? Тем, что вы устанавливаете свои бюрократические нормы и сами же первыми их нарушаете.

Чиновник в белой рубашке не удостаивает ее взглядом. Он по-прежнему сверлит глазами Уве. Ни один из противников не проронил ни звука. Чиновник в белой рубашке медленно стискивает зубы.

Патрик, покашляв позади Уве, наконец не выдерживает, выпрыгивает вперед на своих костылях и кивает на бумажки в руках у чиновника.

– Да, кстати, ты там сверху глянь – там все твои банковские платежки за семь лет. Все железнодорожные и авиабилеты, оплаченные карточкой, все гостиницы, в которых ты жил. А еще история всех посещений с твоего служебного компа. И вся электронная переписка, служебная и личная…

Взгляд чиновника мечется от Уве к Патрику и обратно. Зубы стиснуты уже так, что побелели скулы.

– Мы, конечно, не утверждаем, что там есть что-то, что вам хотелось бы утаить, – по-дружески растолковывает журналистка.

– Ни-ни, – с самым серьезным видом вторит ей Патрик, покачивая головой.

– Хотя знаете… – Журналистка задумчиво чешет подбородок.

– Иной раз копнешь поглубже чужое прошлое… – кивает Патрик.

– Да, и тут вдруг всплывает такое – не дай бог кому рассказать, – многозначительно улыбается журналистка.

– Да, грешки, которые хочется… забыть, – уточняет Патрик и кивает на окошко гостиной. За стеклом виднеется голова Руне, сидящего на стуле.

Изнутри доносятся звуки телевизора. Пахнет горячим кофе. Патрик одним костылем поддевает ворох бумаг в руках у чиновника, на белую рубашку чиновника просыпается с них снег.

– На твоем месте я бы первым делом изучил распечатку с адресами сайтов, которые ты смотрел, – советует Патрик.

Все смолкают: Анита, Парване и журналистка, Патрик, Уве, Йимми и Андерс, чиновник в белой рубашке и три его санитара. И ждут в тишине, словно игроки за покерным столом, только что сделавшие ставки, за мгновение до того, как вскрыть свои карты.

Наконец, обведя присутствующих взглядом такой убойной силы, что у тех перехватывает дыхание, точно их опустили головой под воду, чиновник в белой рубашке принимается за бумаги.

– Где вы нарыли всю эту чушь? – шипит он, все больше втягивая голову в плечи.

– В энтернете! – вдруг рявкает Уве и выходит из дома Аниты и Руне подбоченясь.

Чиновник в белой рубашке снова поднимает глаза. Журналистка, кашлянув, с готовностью кивает на ворох бумаг.

– Возможно, в этих старых делах мы не найдем ничего незаконного, но наш главный редактор совершенно уверен: если пресса уделит им должное внимание, ваш департамент будут месяцы таскать по судам… А то и годы… – И ласково кладет чиновнику руку на плечо. – Думаю, нам всем будет лучше, если вы просто уйдете отсюда, – шепчет она.

И плюгавенький человечек в белой рубашке вдруг делает как она просит, к искреннему изумлению Уве. Оборачивается и уходит, уводя трех санитаров. Они скрываются за углом, исчезают как тени, боящиеся полуденного солнца. Как положено злодеям в конце всякой сказки.

Журналистка кивает Уве, весьма довольная собой:

– Ну, что я говорила? Никто не хочет связываться с журналистами.

Уве сует руки в карманы.

– С тебя должок. Ты обещал! – говорит она с ухмылочкой.

Уве издает звук, как если бы прихлопнули забухшую от сырости дверь избушки.

– Письмо-то хоть читал, что я послала? – интересуется она.

Уве мотает головой.

– Так прочти! – настаивает она.

Уве в ответ то ли мычит «угу-угу», то ли просто шумно сопит. Не разберешь. Андерс все мнется перед домом, не зная, куда девать руки, – наконец несколько по-дурацки сцепляет их в замок на животе.

– Привет! – решается он наконец, и слова вылетают как бы невзначай между покашливаниями.

– Привет! – улыбается журналистка.

– Я, это… приятель Уве, – говорит Андерс, слова натыкаются друг на дружку, словно заблудившись в кромешной тьме.

– Я тоже, – улыбается журналистка.

И дальше следует то, что обыкновенно следует в таких случаях.

Через час Уве уходит, а перед этим долго сидит в гостиной и негромко беседует с Руне наедине. «Нам бы с глазу на глаз потолковать, без лишних отвлекающих моментов», – говорит Уве, спроваживая на кухню Парване, Аниту и Патрика.

И не будь Анита твердо уверена в том, что подобного быть не может, она могла бы поклясться, будто из гостиной нет-нет да и донесется звонкий смех Руне.

Трудно признавать, что ты ошибался. Особенно если ошибался так долго.

Со слов Сони, за все годы их совместной жизни Уве лишь однажды признал свою ошибку: как-то в восьмидесятых согласился с ней в чем-то, а вышла промашка. Сам Уве, конечно, все потом отрицал, все, дескать, враки и поклеп. Потому что по определению это была ее ошибка, а не его.

«Полюбить кого-то – это все равно как поселиться в новом доме, – говорила Соня. – Сперва тебе нравится, все-то в нем новое, и каждое утро себе удивляешься: да неужто это все мое? Все боишься: ну ворвется кто да закричит: дескать, произошло страшное недоразумение, никто не собирался селить вас в такие хоромы. Но годы идут, фасад ветшает, одна трещинка пошла, другая. И ты начинаешь любить дом уже не за достоинства, а скорее за недостатки. С закрытыми глазами помнишь все его углы и закутки. Умеешь так хитро повернуть ключ, чтоб не заело замок и дом впустил тебя с мороза. Знаешь, какие половицы прогибаются под ногами. Как открыть платяной шкаф, чтоб не скрипнули дверцы. Из таких вот маленьких секретов и тайн и складывается твой дом».