Сергей Романюта - Кузькин отец

Открыв глаза, вместо своей спальни Гласс увидел довольно-таки большое помещение. От его спальни помещение отличалось тем, что было больше по площади и что стены почти под самый потолок были выкрашены в темно-зелёный цвет. Ещё оно отличалось от спальни тем, что окно здесь было одно и зарешеченное, а напротив окна была металлическая дверь. Взглянув на дверь, Гласс понял, дверь заперта на ключ, а то и не на один. Весь её вид говорил: она не может быть не заперта, не положено ей быть открытой.

В комнате, рядами, стояли кровати. На некоторых из них спали какие-то люди, а некоторые, как и Гласс, уже проснулись. Кто-то из проснувшихся, подобно жене Гласса, продолжал нежиться в постели, а кто-то сидел и ничего не делал.

«Я попал в тюрьму! – это было первое что пришло Глассу в голову». И вот как только эта мысль посетила дипломатическую голову, вслед за ней эту же голову посетило похмелье. Ещё секунду назад все было хорошо, а теперь голова болела, в ней что-то пульсировало, а организму очень хотелось пить.

Гласс начал вспоминать, что же противозаконного он мог совершить раз попал в тюрьму, но ничего такого вспомнить не мог. Весь вчерашний день, вернее процесс выполнения задания, он помнил довольно-таки отчётливо, до того момента, как в ожидании такси присел на лавочку.

Не иначе как Фёдор и этот, как его, Николай, оказались контрразведчиками и вместо такси поспешили за подмогой. А его чем-то опоили, а может какой укол незаметно сделали, вот он и потерял сознание. Мысли, в силу теперешнего состояния Гласса, шевелились в его голове со скрипом но все-таки шевелились: «Теперь наверняка будут вербовать, может быть даже пытать будут. Надо быть твёрдым, в конце концов я – гражданин КОШЭ, а это им не просто так. Буду требовать представителей посольства. Ещё посмотрим кто кого. – мысль насчёт «кто кого» немного успокоила Гласса и даже придала ему видимость сил. А самое главное, он понял, что пропадать ещё рано.

– Проснулся? На, попей. – перед Глассом стоял вчерашний Фёдор, тот, который второй, и протягивал металлическую кружку.

– Что я вам сделал плохого? – спросил Гласс, но кружку взял. В кружке оказалась вода с запахом хлорки, но делать было нечего, очень хотелось пить.

– Ничего плохого ты не сделал. – Фёдор присел на кровать.

– Тогда почему я в тюрьме?

– Тише ты, не ори так. – успокоил его Фёдор. – Ни в какой ты не в тюрьме, а в обыкновенном вытрезвителе, кстати, вами же изобретённом.

Фёдор рассказал Глассу, что они с Николаем усадили его на лавочку, а сами отправились ловить такси. Такси не поймали и уже возвращались, чтобы придумать что делать дальше, как увидели отъезжающий милицейский УАЗик и то, что Гласса на лавочке нет. Опытным в таких делах людям нетрудно догадаться, что произошло, вот Фёдор с Николаем и догадались, и оказались правы.

– А ты что здесь делаешь? – спросил Гласс.

– То же, что и ты, – Фёдор был на удивление спокоен. – Жду, когда выпустят.

– А когда отсюда выпускают.

– Утром, когда же ещё.

Словно в подтверждение сказанного Фёдором, в двери защёлкал ключ и она открылась. В помещение вошёл милиционер. «У них не полиция как у нас, а милиция, – в силу похмелья подумал Гласс». Милиционер назвал кого-то по фамилии. Тот, которого назвали, вышел вслед за милиционером, а оставшиеся враз ожили и зашевелились. Те, кто спал, начали быстренько просыпаться, а те, кто уже проснулся, оживились и начали обсуждать появление милиционера.

– Вот видишь, – сказал Фёдор. – Выпускать начинают. Ты если выйдешь раньше, не уходи никуда, подожди меня.

Гласс кивнул, теперь его заботило то, как будет протекать процесс выпускания. Не то чтобы он волновался, но все равно, душа была не на месте. И ещё Гласс подумал, что теперь, когда он побывал в вытрезвителе, надо будет поподробнее расспросить Фёдора об этом.

Народу в помещении было немного, да и милиционеры процедуру освобождения не затягивали. Скоро вызвали Фёдора. Тот махнул Глассу рукой и скрылся за дверью.

«Или это какой-то изощрённый план и Фёдор не кто иной, как очень опытный контрразведчик, и здесь что-то не то. – подумал Гласс и решил, что на всякий случай надо быть настороже».

Рассказанное Фёдором было очень похоже на правду. Не то чтобы внезапно и вдруг, до этого как-то в голову не приходило, Гласс вдруг вспомнил, что вчера он целый день ничего не ел, а только пил напитки как прохладительные, без алкоголя, так и с алкоголем. Насчёт прохладительности последних не все было ясно, но то, что они весьма и весьма действенны, было видно сразу. Металлическая дверь с темно-зелёными стенами могли убедить кого угодно.

Гласса вызвали самым последним. Идя вслед за милиционером, он нисколько не сомневался в том, что это не случайно, а сделано специально, чтобы не мешать вербовке а может и пыткам. Но все, к немалому удивлению Гласса, оказалось гораздо проще и даже скучнее, так что-ли…

Ему вручили одежду, документы, заставили пересчитать деньги, посмотреть все ли цело, а потом расписаться. Гласс все это проделал даже с некоторыми нотками обиды. Как же, он ведь мало того, что дипломатический работник, так ещё и гражданин КОШЭ и попался в руки милиции, ну а где милиция, там и разведка недалеко. И вот в таком его состоянии на него никто не обращает ни малейшего внимания, в смысле допросов и вербовок, разумеется. Похоже, что те секреты, носителем которых является Гласс, ихней разведке вовсе не нужны, что они у них на каждом заборе крупными буквами написаны. А то, что он гражданин КОШЭ, так вообще аж зла не хватает, хоть бы улыбнулись что-ли… А может быть этот помятого вида милицейский офицер и толстая женщина в белом халате, опять белый халат, просто не подозревают о существовании такой страны как КОШЭ, потому и ведут себя так? Вполне возможно, все-таки дикий народ и забывать об этом не следует.

Для себя Гласс решил, что его спасла непроходимая дикость местных чиновников, и то, что, пока они не опомнились, ему надо поскорее отсюда убираться. Он быстро оделся, и даже не попрощавшись, это чтобы акцент не услышали, вышел на улицу.

– Ну вот видишь, – сказала Михайловна капитану. – Прямо как на сеновале, и не больно, и не страшно. И мамка не узнает. – и засмеялась.

Капитану ничего не оставалось, как тоже рассмеяться. Конец света и всего хорошего в жизни, в лице Гласса, с ювелирной точностью прокрался мимо капитана, не задев его пенсионерского будущего.

«Сменюсь, надо выпить. Возьму литр, и то мало будет. С такими делами и ведра мало. – теперь уже весело подумал капитан». Перспектива, которая была желанной вчера, сейчас привлекала как никогда, тем более, что он не боялся попадать в вытрезвитель, потому как практически из него не вылезал, правда, по другому поводу.