Лена Никитина - Я учусь быть мамой (сборник)

Я видела, как Маргарита Александровна ведет свои занятия: споры, смех, реплики, отстаивание собственного мнения, – никакой заученности. «А как ты думаешь? Ты согласен? Почему? Докажи! А твое мнение?» – учительница умело направляет спор, но не подсказывает ответов и не требует, чтобы обязательно «сошлось» с ее ответом. Не сразу догадываешься, что в этой непринужденности, непреднамеренности и скрывается огромная сложность: в любой момент здесь подстерегает взрослого ситуация, в которой на одном знании не выедешь, которая хочешь – не хочешь, а высветит в человеке самую суть его. К такому «уроку» надо готовиться не накануне вечером, а всю предыдущую жизнь. Только так, мне кажется, и можно браться за сложное это дело.

Самая важная цель этих уроков, по-моему, должна заключаться в том, чтобы научить ребят не перекладывать свои заботы на других, не ждать, чтобы за них разрешили все вопросы и преодолели все трудности.

А ведь, судя по письмам, этого не только ждут – требуют.

Кажется, напиши кто-нибудь: «Это мое личное дело – сам разберусь, без ваших уроков», – я, честное слово, сразу прониклась бы к этому человеку большой симпатией. Очень не хватает в письмах такого вот протеста, отповеди, отстаивания независимости, неприкосновенности своей личной жизни.

Это, признаюсь, огорчает. Может быть, потому что сама всю жизнь живу с ощущением: в семье, в личных отношениях ты должна сама всё наладить, все узлы развязать, все ниточки разорванные соединить, сама . Вместе с Ним, больше ни с кем.

Однажды меня даже упрекнули: «Боишься сор из избы выносить? Это устарело, пройденный этап. Когда трудно, надо попросить людей помочь и не стыдиться этого».

Итак, просить не стыдно?

А помните некрасовское: «Есть женщины в русских селеньях…»? Там есть строки, которые редко цитируют и далеко не все помнят: «Она улыбается редко… / Ей некогда лясы точить, / У ней не решится соседка / Ухвата, горшка попросить; / Не жалок ей нищий убогий…»

Меня эти строчки смущали с самого детства: недобрая она, выходит? Но чеканные торжественные стихи вызывали какое-то подсознательное чувство уважения к этой «недоброте», исподволь внушали: это хорошо, это правильно, только так и нужно.

Это я поняла, когда столкнулась в жизни с «добротой», плодящей захребетников: «Трудно тебе, маленький, давай подсажу…», «Да что ты, детка, не берись за грязную тряпку, иди играй. Будет время – еще наработаешься…», «На картошку в такую погоду? Ни в коем случае, я тебе справку достану…» Каждый раз, когда человек может и даже должен что-то сделать сам, его освобождают (спасают!) от усилий, труда и ответственности, как от большой беды, и тем самым лишают его счастья быть сильным, деятельным и независимым человеком.

«Я сам сделаю, придумаю; сам выдержу, добьюсь; сам за все отвечу» – в этом суть человеческого достоинства, нравственный стержень личности. Нет его – нет надежности в человеке, ни для кого он не опора. Наоборот, всю жизнь ему самому подпорки будут нужны: от папы с мамой, от общества, от государства… Как же ему семью строить?

Вот горький рассказ о том, как разрушилась семья, которой, казалось бы, ничто не угрожало (письмо из Ленинграда, без подписи).

Мы с мужем расстались год назад, прожив вместе два с половиной года. Выходя замуж, я очень любила мужа. Свою встречу мы приняли как чудо.

Часто и много говорят о первых трудностях, трудностях так называемой «притирки», когда совместная жизнь входит в размеренное русло. Из них мы вышли благополучно и довольно скоро: мы любили, потому быстро прощали и забывали обиды. Все обещало прочное счастье, все у нас для этого было: возможность учиться (я заканчивала институт, муж после армии работал и поступил на вечерний в вуз); по желанию могли проводить свой досуг (от всех хлопот по хозяйству мы были освобождены, а детей у нас не было); понимающие, предупредительные родители, которые, видя, как мы счастливы, всё делали, чтобы оградить нас от каких бы то ни было трудностей. Мать мужа все любила делать сама, потому, наверное, у меня очень быстро пропало желание «хозяйничать». И мы ладили, я даже не пыталась возражать или вмешиваться во что-то.

Жизнь в этой семье, как, наверное, в любой благополучной семье, имела прочные традиции даже в мелочах: утренние завтраки в 10 часов в воскресенье, воскресные прогулки медленным шагом, затем обед, телевизор вечером…

Поначалу мне понравилась основательность и размеренность новой жизни, потом это стало угнетать. Я поняла почему: традиции – это прекрасно, но они должны быть в каждой семье! Такого права за нашей молодой семьей не признавалось. Она попросту не принималась в расчет. Ее не было! С нами обращались как с несмышлеными детьми. Это было обидно. Мне не хватало самостоятельности, хотелось все сделать своими руками, чтобы состоялась наконец и наша семья. В таких условиях это было неосуществимо. Я долго и по-всякому пыталась объясниться с мужем, были и слезы… Я убеждала его, что необходимо снять комнату («Пусть будет трудно!») и попытаться жить самостоятельно, но, увы, все было безрезультатно: ему очень нравилась беззаботная жизнь в отчем доме. А унизительной опеки он не замечал; он к ней привык, но я к ней не смогла привыкнуть! И вдруг как-то сразу прозрела, увидела, что мой муж попросту не способен принимать сколько-нибудь серьезные решения, что до сих пор (и ему это нравилось!) всё – от покупки пальто, пиджака, зонтика до количества сметаны в тарелке супа – определялось его родителями.

Мне не на кого было опереться в трудную минуту, неоткуда было ждать понимания и поддержки – рядом со мной был не мужчина, на которого можно было опереться, а маменькин сынок… И это открытие стало первым шагом к грядущей катастрофе. Казалось, было все для семейного счастья, а моя любовь исчезала, уходила как вода в песок…

Со временем мы не стали ближе; напротив, мы отдалялись. Мы не сумели понять, что надвигается катастрофа, что не всегда ей предшествуют ссоры и частые бурные объяснения. Наша катастрофа подошла тихо.

Вот и вся история. А ведь были любовь, жажда счастья, радужные надежды…

Итак, были любовь, свобода, материальная обеспеченность, забота близких.

Не было «лишь» самостоятельности .

Именно это как первое условие счастья я бы «вынесла за скобки».

Раньше говорили: «Стерпится – слюбится», – а теперь не мешало бы эту пословицу переиначить: «Слюбится – стерпится». И в самом деле: любишь – так уж вытерпишь.

Как-то мне пришлось послушать нескольких пожилых женщин, которые рассказывали о своей семейной жизни и сравнивали ее с нынешней. Честное слово, за какие-нибудь час-полтора они преподали мне столько мудрых житейских уроков, что я не раз пожалела: узнать бы мне все это «на заре туманной юности» – может быть, и в собственной семье без лишних нервотрепок обошлось бы, без ненужных «выяснений отношений» и мучительных поисков выхода из «безвыходных» положений.