Мария Монтессори - Самовоспитание и самообучение в начальной школе (сборник)

Одна бедная мать, у которой для ребенка не было ничего, кроме хлеба, разделила кусок на две части и сказала, подавая ребенку один кусок, потом другой: «Вот хлеб, а вот мясо». Ребенок был очень доволен. И все же вряд ли какая-нибудь мать захотела бы подвергнуть свое дитя недоеданью, чтобы таким образом развить в нем способность воображения.

Однажды мне был задан вопрос, не вредно ли ребенку, постоянно наигрывающему пальцами по столу, дать настоящее пианино. «Почему вредно?» – удивилась я. «Потому что, если у ребенка будет пианино, он, конечно, будет учиться музыке, но уже не будет упражнять воображение, и еще неизвестно, что для него полезнее?» На таких иллюзиях основаны некоторые фребелевские игры. Ребенку дают кирпичик и говорят: «Это лошадка», располагают кирпичики в известном порядке и определяют: «Это конюшня, теперь поставим лошадку в конюшню». Другое расположение кирпичиков: «Это башня, это церковь в деревне» и т. д.

В таких упражнениях предметы (кирпичики) доставляют значительно меньше пищи для фантазии, чем даже лошадь-тросточка, на которую ребенок, по крайней мере, взбирается, подгоняет, скачет. Постройка башен и церквей из «лошадок» вызывает высшую степень путаницы в уме ребенка. Кроме того, в этих случаях вовсе не ребенок воображает и работает своей головой, – он ведь должен видеть в каждый момент то, что говорит учительница. И вообще нельзя проверить, действительно ли ребенок воображает, что конюшня превратилась в церковь, или просто он думает о другом. Может быть, ребенку хочется уйти, но он не может, потому что должен сосредоточиться на «кинематографе», о котором говорит учительница, должен вызывать в своем уме подсказываемые ему образы, тогда как перед ним лишь кусочки дерева одинаковой величины.

Что можно создать таким образом в незрелом уме? Что было бы со взрослыми, подготовленными для понимания реальности такими воспитательными методами? Некоторые взрослые люди принимают дерево за трон, отдают приказания, воображая себя царями, другие – божеством; потому что неверные представления в форме «иллюзии» – начало неверных суждений и путь к сумасшествию. Сумасшедшие ничего не создают. Также ничего не создают ни для себя, ни для других дети, обреченные на неподвижность воспитанием, развивающим до пределов мании невинные проявления их неудовлетворенных желаний.

Мы думаем, что развиваем воображение детей, побуждая их верить фантастическим вещам, как действительности. Например, в латинских странах Рождество олицетворяется некрасивой женщиной (Веfana); она видит сквозь стены, спускается через камины, приносит детям, которые вели себя хорошо, игрушки и оставляет угли капризникам. В англо-саксонских странах Рождество – старый дед, покрытый снегом, несет в громадном ящике игрушки для детей, входит по ночам в дом. Но как можно развивать воображение детей тем, что является плодом нашего воображения. Это мы воображаем, а вовсе не дети, они верят, но не воображают. Легковерие свойственно незрелому уму, лишенному опыта и знания реальности, уму, которому еще недостает развития способности различать истинное от ложного, красивое от грубого, возможное от невозможного.

Таким образом мы хотим развить в наших детях легковерие лишь потому, что они проявляют себя доверчивыми в возрасте, когда их ум незрел и невежественен. Конечно, легковерие свойственно и взрослым, но тут оно как бы противопоставляется развитому уму и ни в коем случае не является ни его основой, ни плодом развития интеллигентности. Во времена невежества процветало легковерие; мы счастливы тем, что превзошли уже эту стадию. Теперь легковерие, вера во всякую выдумку – для нас символ невежества. По мере того как невежество уступает место знанию, уменьшается и легковерие. Воспитание должно прокладывать путь не легковерию, а сознательному отношению к явлениям жизни. Тот, кто строит воспитание на легковерии, отсутствии анализа, – строит на песке.

Слепая вера в непроверенное, в недоказанное постепенно исчезает с приобретением опыта и развитием мыслительных способностей. Образование помогает этому процессу. Как у целых народов, так и у отдельных людей с развитием цивилизации и духовных способностей уменьшается слепое легковерие. Так сказать, знание рассеивает сумерки невежества. В пустоте, которая создается невежеством, легко разыгрывается фантазия, расплывается, поскольку ей не хватает опоры, чтобы подняться ввысь.

Следует ли развивать в детях такого типа иллюзорное воображение, основанное на отсутствии реального знания, на пустой доверчивости? Именно когда ребенок перестает верить побасенкам, сказкам, мы говорим: «Он уже не маленький». Это должно произойти, и мы ожидаем дня, когда ребенок уже не верит больше в эти истории. Но если такое созревание происходит, мы должны спросить самих себя, что нам следует делать, чтобы помочь ребенку, что за поддержку окажем мы его слабому уму, чтобы он мог расти.

Ребенок превзойдет все препятствия вопреки нашим попыткам удержать его в области невежества и выдумки. Ребенок превзойдет самого себя и нас. Он пойдет туда, куда поведет его внутренняя сила его развития и созревания. Он может бросить нам упрек в том, что мы своими действиями заставляем его страдать и мешаем ему расти. Не похоже ли это на то, если бы мы вздумали сдавливать десны ребенка, чтобы у него не появилось зубов, на том основании, что для новорожденных характерно отсутствие зубов, или мешали бы детям выпрямляться на том основании, что маленький ребенок не может ходить.

Правда, мы как бы идем по этому пути, когда хотим удержать язык ребенка в стадии детства, в стадии несовершенства и неточности; вместо того, чтобы помочь ребенку услышать настоящие звуки языка и показать ему движения рта при произнесении звуков, мы охотно принимаем детский зачаточный язык и повторяем за ним примитивные звуки, которым он подражает, говорим, как и он, с различными дефектами, свойственными начаткам артикулированной речи. Этим мы надолго задерживаем у ребенка период формирования языка, и без того полный затруднений и усилий, отбрасываем ребенка назад в начальное детство.

То же самое мы делаем для так называемого воспитания воображения. Мы забавляемся фантазиями, невежеством, ошибками незрелого ума, как не так давно развлекались видом смеющегося младенца, когда его подбрасывали вверх (забава, теперь осужденная гигиеной, как опасная для здоровья ребенка). Наконец, мы же развлекаемся празднованием Рождества и легковерием ребят, допускающих существование Деда с подарками и т. п. Приходится признаться, что мы несколько походим на ту даму-благотворительницу, которая интересовалась больницей для бедных детей и повторяла каждую минуту, что если не будет больных детей, она почувствует себя несчастной. Также и мы можем сказать: «Если перестанет существовать легковерие детей, в нашей жизни будет большой пробел».