Рэй Брэдбери - Октябрьская страна (сборник)

– Господи… – только и сказал Джозеф. Затем встал и направился в ванную.

Мари выключила свет. Теперь лишь тоненькая желтая полоска светилась под дверью ванной. Мари вновь прислушалась к своему сердцу. Оно стучало ужасно быстро – не меньше ста пятидесяти ударов в минуту. И вновь изнутри ее тела исходил какой-то отвратительный дребезжащий гул, как будто во всех костях завелись трупные мухи – и теперь жужжат, жужжат, жужжат… Она пыталась смотреть перед собой, но глаза ее будто перевернулись внутрь и видели только сердце. Сердце, которое разрывалось на части в грудной клетке.

В ванной шумела вода. Мари слышала, как муж чистит зубы.

– Джозеф!

– Да, – отозвался он из-за закрытой двери.

– Пойди сюда.

– Что тебе нужно?

– Я хочу, чтобы ты обещал мне кое-что. Пожалуйста, прошу тебя…

– Но что?

– Сначала открой.

– Я спрашиваю – что? Что именно? – раздался голос из-за закрытой двери.

– Обещай мне… – начала Мари и запнулась.

– Ну что, что тебе обещать? – спросил Джозеф, прервав затянувшуюся паузу.

– Обещай мне… – снова начала Мари и снова замолчала.

На этот раз муж ничего не сказал. Мари обнаружила, что ее сердце стучит в унисон с часами. Где-то за окном скрипнул фонарь.

– Обещай мне, если что-нибудь… случится… – услышала она свой голос – такой глухой и далекий, будто она стояла в миле отсюда, – если что-нибудь случится со мной, то ты не дашь похоронить меня на этом кладбище, рядом с этими мерзкими катакомбами!

– Ну, не глупи, – отозвался Джозеф из-за двери.

– Ты обещаешь? – переспросила Мари, глядя расширенными глазами в темноту.

– Зачем ты заставляешь меня обещать всякие глупости!

– Обещай, пожалуйста, обещай… Ты обещаешь?

– Утром ты поправишься, дорогая, – продолжал твердить он.

– Все равно обещай – иначе я не усну. Я смогу заснуть, только если ты скажешь, что никогда не оставишь меня там. Я не хочу, не хочу стоять там…

– Ну честное слово! – воскликнул Джозеф, теряя терпение.

– Пожалуйста… – умоляла Мари.

– Ну почему я должен обещать тебе такие вещи, почему? – всплеснул он руками. – Завтра тебе будет лучше. И вообще… Лучше представь, как бы ты замечательно смотрелась в этих катакомбах – где-нибудь между мистером Гримасоу и мистером Разиньротом, а? – Джозеф заразительно рассмеялся. – Вставили бы тебе в волосы бугенвиллею…

Мари молча лежала в темноте.

– Ну разве не здорово? – спросил он сквозь смех из-за двери.

Она ничего не ответила.

– Как ты думаешь? – переспросил он.

Внизу на площади послышались чьи-то тихие шаги – и удалились.

– Эй! – позвал он, продолжая чистить зубы.

Мари лежала, вперив глаза в потолок, и грудь ее часто-часто вздымалась – и все чаще и чаще воздух вырывался из ее ноздрей, а в уголке рта показалась тоненькая струйка крови. Глаза ее были широко распахнуты, руки неистово терзали края простыни.

– Эй! – снова окликнул он из-за двери.

Мари не ответила.

– Господи… – бормотал себе под нос Джозеф. – Да точно тебе говорю. – Он влез головой под струю и начал полоскать рот. – Уже завтра утром…

Со стороны ее кровати не доносилось ни звука.

– Странные все-таки существа эти женщины, – сказал Джозеф, обращаясь к своему отражению в зеркале.

Мари все лежала на кровати.

– Точно тебе говорю, – продолжал бубнить он, с бульканьем полоща горло антисептиком, затем громко сплюнул в раковину. – Завтра утром ты встанешь и побежишь…

Ни слова в ответ.

– Скоро они закончат чинить автомобиль.

Ни слова.

– Ты погоди, утро вечера мудренее. – Джозеф открутил крышечку и стал протирать лицо освежителем. – Думаю, закончат чинить уже завтра. Ну в крайнем случае – послезавтра. Ты ведь не против провести здесь еще одну ночь?

Мари ничего не отвечала.

– Не против? – переспросил он.

Никакого ответа.

Полоска света под дверью расширилась.

– Мари!

Он открыл дверь.

– Спишь?

Она лежала, глядя перед собой расширенными глазами, грудь ее тяжело вздымалась.

– Ну, значит, спишь, – заключил он. – Спокойной ночи, дорогая.

Джозеф лег в кровать.

– Устала, наверное.

Она не ответила.

– Устала… – повторил он.

За окном ветер качал фонари. Комната была темной и длинной, как туннель. Через минуту Джозеф уже дремал.

А Мари все так же лежала с открытыми глазами, и грудь ее то поднималась, то опускалась, и на руке тикали часы…

В такую погоду было здорово ехать через тропик Рака. Сверкающий автомобиль мягко подпрыгивал на ухабах, петлял между сопками, с ревом вписывался в крутые повороты, оставляя за собой легкое облачко дыма и все больше приближаясь к Соединенным Штатам. В машине сидел Джозеф – как всегда свежий, румяный и в панаме. На коленях у него уютно свернулся неизменный фотоаппарат – он не расставался с ним даже за рулем. К лацкану желтого пиджака была пришпилена черная шелковая ленточка.

Оглядывая проносящийся пейзаж, Джозеф рассеянно взмахнул рукой, словно обращался к попутчику… но осекся. Тут же его губы тронула глуповатая улыбка – он снова отвернулся к окну и принялся мычать себе под нос какой-то мотив. В то время правая его рука тихонько подкрадывалась к соседнему сиденью…

Оно было пусто.

Сейчас, в момент нашего с ним знакомства, Джордж Гарви – ничто, нуль без палочки. Позднее он будет щеголять моноклем работы самого Матисса – белой покерной фишкой с изображением голубого глаза. Вполне возможно, что еще позднее из золоченой клетки, вделанной в искусственную ногу Джорджа Гарви, польются трели и рулады, а левая его рука обретет новую – красная медь с нефритом! – кисть.

Но сперва взгляните на ужасающе заурядного человека.

– Финансовую секцию, дорогая?

Его квартира, вечер, шорох газет.

– Метеорологи пишут: «Ожидается дождь».

Дыхание, черные волоски в ноздрях колышутся: внутрь – наружу, внутрь – наружу, тихо, спокойно, размеренно, час, другой…

– Пора и ложиться.

По внешности – прямой потомок восковых витринных манекенов образца 1907 года. Умеет, на зависть всем магам и фокусникам, сесть в зеленое велюровое кресло и – исчезнуть. Отвернитесь – и вы уже забыли его лицо. Тарелка манной каши.

И вот, случайнейшая из случайностей сделала его ядром, средоточием авангардного литературного течения, дичайшего на памяти человечества.

Уже двадцать лет супруги Гарви жили в гулкой пустоте одиночества. Прелестная женщина, однако опасность неизбежной встречи с ним вчистую отпугивала всех возможных посетителей.

Гарви обладал способностью мгновенно мумифицировать людей – о чем не догадывались ни его жена, ни он сам. Супруги утверждали, что после суматошного рабочего дня им очень приятно провести вечер спокойно, в обществе друг друга. Оба выполняли тусклую, бесцветную работу. Случалось, что даже они сами не могли припомнить название тусклой, бесцветной фирмы, поручавшей им эту работу, – белая краска на белом.