Джордж Мартин - Грезы Февра (сборник)

Док Терни следил за показаниями манометров паровой машины. Марш подошел поближе, чтобы тоже посмотреть на приборы. Давление неуклонно поднималось. Инженер взглянул на Марша.

– За те четыре года, что я на нем работаю, давление ни разу не поднималось до таких отметок, – прокричал он.

Чтобы быть услышанным в этом гуле, в котором смешалось шипение пара, рев огня и грохот поршней, приходилось кричать. Марш осторожно приложил к паровой машине руку, но тут же отдернул ее. Котел был раскален.

– Что делать с предохранительным клапаном, капитан? – спросил Терни.

– Заблокируйте его! – прокричал Марш. – Нам нужен пар, мистер.

Терни нахмурился, но сделал так, как ему велели. Марш посмотрел на манометр – столбик продолжал ползти вверх. От давления пара трубы застонали, но принятые меры оказали свое действие; паровая машина тряслась и стучала так, словно в любую минуту могла разорваться на части. Кормовое колесо стремительно вращалось. Такой скорости «Эли Рейнольдз» не знала с рождения. Шлеп-шлеп-шлеп. Старый пароход, вибрируя и дрожа, мчался вперед, оставляя за собой веер брызг.

Вокруг паровой машины суетился второй механик с помощниками, обильно поливая поршни маслом. Издалека они походили на вертких черных обезьянок, вымазанных в дегте. И двигались они так же проворно, как обезьяны. Иначе было нельзя. Не так-то легко смазывать стремительно движущиеся части машины в процессе работы, особенно сейчас, когда паровая машина «Эли Рейнольдз» набрала невиданные для нее обороты.

– Пошевеливайтесь! – пророкотал Грув. – Пошевеливайтесь вы с этим жиром!

От жерла топки, пошатываясь от жары, отошел большой рыжеволосый кочегар и опустился на колени. Тут же его место занял товарищ. К упавшему человеку немедленно подскочил Грув и из ковшика плеснул на голову перегревшегося помощника. Человек поднял мокрую голову, заморгал и открыл рот, тогда боцман влил ему алкоголь в горло. Через минуту он уже поднялся на ноги и смазывал сосновые поленья жиром.

Инженер поморщился и открыл предохранительные клапаны. Горячий пар со свистом вырвался в ночную тьму, давление немного упало. Потом вновь стало подниматься. Кое-где на трубах начал плавиться припой, но люди стояли на страже, в любую минуту готовые залатать образовавшуюся брешь. От нестерпимого жара топки одежда Марша тоже пропиталась потом. Вокруг него суетились кочегары: бегали, кричали, передавали жир и поленья, подкармливали топку, следили за котлами и паровой машиной. Работающий поршень и колесо создавали страшный грохот, языки пламени из топки окрашивали все в мерцающий красный цвет. Это был сущий ад, наполненный грохотом, суетой, дымом, паром и опасностью. Пароход, словно человек, готовый в любую минуту рухнуть и умереть, дрожал, кашлял и вибрировал. Но он двигался, и Эбнер Марш не мог ничего ни сказать, ни сделать, чтобы заставить его двигаться быстрее.

Он поспешно вышел на бак, подальше от нестерпимого жара. Пиджак, рубашка и брюки были насквозь мокрыми, словно он только что вынырнул из реки. Марш с облегчением вздохнул, когда почувствовал дуновение ветра. Мгновение он наслаждался благодатной прохладой. Впереди показался остров, разделявший реку на две части. За ним, на западном берегу, светился огонек. Они стремительно приближались к нему.

– Черт, должно быть, мы делаем не менее двадцати миль в час. А может, и все тридцать.

Марш сказал это довольно громко, почти крикнул, как будто громогласным голосом мог воплотить вымысел. В свои лучшие дни «Эли Рейнольдз» делала всего восемь миль в час. Сейчас, правда, ей помогало течение.

Марш тяжело протопал по трапу, ведущему наверх, проворно пересек кают-компанию и вышел на штормовой мостик, чтобы посмотреть, что делается позади. Приземистые широкие трубы извергали дым и искры, иногда оттуда вырывались языки пламени. Палуба ходила ходуном и напоминала собой кожу живого существа. Кормовое колесо вращалось с такой бешеной скоростью, что из водопада, извергающегося снизу вверх, образовалась стена воды.

Прямо по пятам следовал пароход по имени «Грезы Февра»; погруженный в полумрак, он деловито дымил, выбрасывая дым из своих высоких труб чуть ли не до луны. Теперь судно находилось ярдов на двадцать ближе, чем тогда, когда Марш спустился на основную палубу.

Подошел капитан Йергер.

– Мы не можем уйти от него, – сказал он усталым, печальным голосом.

– Нужно поддать пару! Поддать жару!

– Лопасти не в состоянии вращаться быстрее. Если Док, не дай бог, не вовремя чихнет, паровой котел взорвется к чертовой матери и отправит нас к праотцам. И двигателю уже восемь лет, того и гляди развалится. Да и жир у нас на исходе. Когда он кончится, придется бросать в топку голые дрова. «Эли Рейнольдз» – старушка, капитан. А вы хотите заставить ее танцевать, как на свадьбе. Долго она не выдержит.

– Проклятие! – Марш выругался и оглянулся. «Грезы Февра» настигал, расстояние между ними неуклонно сокращалось. – Проклятие, – снова повторил он. Он знал, что Йергер прав.

Марш посмотрел вперед. Они шли прямо на остров. Главное русло реки поворачивало на восток. Западная развилка представляла собой рукав, причем довольно мелкий и сужающийся; было видно, как склоняются к самой воде растущие по берегам сучковатые деревья.

Марш снова направился в рулевую рубку.

– Войдите в рукав, – приказал он лоцману.

Рулевой недоуменно оглянулся. На реке такие решения принимает лоцман.

– Нельзя, сэр. Посмотрите на берега, капитан Марш. Вода спала. Я знаю эту излучину. Сейчас она непроходима. Если я сверну туда, пароход застрянет, и мы просидим на нем до весеннего паводка.

– Может, и так, – сказал Марш. – Но если мы там не пройдем, значит, «Грезы Февра» не пройдет и подавно. Им придется обходить остров другой стороной. Для нас сейчас стократ важнее избавиться от них, и плевать на всякие там банки, топляк и прочую чепуху. Вы меня поняли?

Лоцман нахмурился:

– Никто вам не давал права, капитан, указывать мне, как проходить реку. Я не посрамлю свою репутацию. До сих пор я не разбил ни одного корабля и сегодня не собираюсь. Мы останемся в главном русле.

Эбнер Марш почувствовал, что лицо его наливается кровью. Он оглянулся. До «Грез Февра» оставалось три сотни футов, не больше. Расстояние продолжало быстро сокращаться.

– Чертов болван! – завопил Марш. – Эти наши гонки, возможно, самые решающие на реке, а у меня вместо рулевого за штурвалом стоит болван. Они бы уже догнали нас, если бы корабль вел мистер Фрамм или если бы у них был боцман, хорошо знающий свое дело. Может, они в топках сжигают тополь. Взгляни, – он указал тростью в сторону преследовавшего их парохода, – даже с той черепашьей скоростью, с которой они тащатся, нас нагонят в считаные минуты, если только мы не обхитрим их. Слышишь меня? Сворачивай в этот проклятый рукав!