Екатерина Насута - Дориан Дарроу. Заговор кукол

От бумаги тянуло крепким табаком, а на конверте виднелось жирное пятно.

– Отвратительно, – сказала леди Фэйр левретке, и та сонно гавкнула, соглашаясь.

Остаток дня пошел в приготовлениях, выборе наряда, приличествующего такому случаю, и сомнениях, которые леди Фэйр могла высказать разве что собаке. К чести лорда Фэйра, он весьма удобно отсутствовал, а следовательно не мог докучать вопросами и своими глупыми фантазиями, но крест Джорджианна все-таки взяла.

– Мы не станем ссориться по пустякам, – сказала она, подхватывая собачку. – Мы хотим помириться.

Левретка зевнула и беспрекословно улеглась в сумочке, поверх мешочка с крестом.

Ровно в три часа пополудни легкий экипаж показался на углу Норд-Гарден и Каверли-Стрит, чтобы тут же исчезнуть на одной из улиц, одинаково грязноватых и неуютных.

Здесь тесно жались друг к другу серые дома с узкими фасадами и крохотными окнами, часть из которых была заложена кирпичом; оставшиеся слабо поблескивали на весеннем солнце, рассыпая по мостовой крупу из мелких солнечных зайчиков.

– Вы уверены, что это здесь? – поинтересовалась миссис Фэйр, когда экипаж остановился у двухэтажного особняка. Он выглядел не то, чтобы бедно, скорее неряшливо. Некогда нарядный карминный цвет поблек и покрылся полосами сажи; колонны под весом портика словно бы просели и раздались в талии, ступеньки покрылись сеткой трещин, а на решетках, защищавших окна, издали виднелись пятна ржавчины.

Но адрес был верен.

Леди Фэйр решительно взошла по лестнице и уже коснулась на редкость отвратного с виду дверного молотка, когда раздался хрустальный звон. Дверь распахнулась, и на пороге возник карлик в клетчатом шутовском наряде. Голову его украшал алый колпак с бубенцами, а в руке виднелся золотой скипетр.

– Еще одна леди! – издевательским тоном возвестил он, ударяя скипетром о косяк двери. Снова зазвенело. Леди Фэйр показалось, будто звенит не в доме, а у нее в голове, и так надсадно, гаденько, вызывая этим звоном мигрень.

– Добро пожаловать, леди, – карлик изогнулся в поклоне и, содрав колпак, мазнул им по полу. – Добро пожаловать! Вас ждут… ждут…

Он шел впереди, то ковыляя еле-еле, то вдруг пускаясь в пляс. И вальсируя, уродец разом терял хромоту и неуклюжесть, обретая на долю мгновенья печальное очарование. Даже колокольчики, которыми был расшит его костюм, звенели вполне мелодично.

Но вот он спотыкался, отряхивался и вновь преображался. Крохотное личико кривилось, ручонки сжимались, а препакостный голосок принимался причитать:

– Ах, леди, леди, куда вы идете? Звери кругом! Точно звери! Куда ни плюнь. Хотите туда плюньте, хотите сюда… ни в чем себе не отказывайте, леди!

А дом был бесконечен. Одна пустая комната сменялась другой. Тусклый свет и сытый сумрак. Белые призраки мебели, укрытой от пыли, и бесконечные чучела зверей, от вида которых Джорджианну передергивало.

– Этот нильский крокодил как-то жабу проглотил! – вещал карлик, остановившись у чучела гигантской рептилии с раззявленной пастью. Захихикав, уродец сунул в пасть руку со скипетром и вынул, продемонстрировав леди Фэйр склянку с серой жабой.

Уходить отсюда. Немедленно. Чего ради она явилась? За помощью. А вместо помощи, за которую, между прочим, немалая сумма запрошена, Джорджианну унижают.

– А вот и обезьяны, красны сраки драны…

– Карл, немедленно прекрати! – раздался строгий голос, от которого екнуло сердце. Карлик же захохотал и, дернув пропыленное чучело мартышки за хвост, исчез. Вот он был, а вот его нет.

Только плюшевый хвост покачивается маятником, чертит в пыльном воздухе узоры.

– Прошу простить меня, моя дорогая, – мадам Алоизия стояла на галерее, опоясывавшей зал по периметру. – Я надеялась встретить вас сама, но спиритический сеанс затянулся…

Она была не молода и не стара. Пожалуй, это больше всего и поразило Джорджианну при первой встрече. И еще удивительная, почти совершенная красота, словно бы застывшая во времени.

Ольга и та не настолько красива. А еще в Ольге нет этой мертвячности.

Именно! В мадам Алоизии жизни не больше, чем в любом из этих чучел, которые заполонили дом. Фарфоровое личико с рисованными бровями и глазами из горного хрусталя. Фарфоровые горло и плечи, на которых никогда не появятся морщины. Фарфоровые руки идеальной полноты и формы.

И платье в греческом стиле ей идет…

– А Карл глуп. Дурак, чего с него взять?

Движения ее выдают. Медленные и скованные, словно, даже отпущенная на свободу, кукла не может забыть о веревочках, которые помогали играть роль.

– Поднимайтесь, моя дорогая, – мадам Алоизия вымученно улыбнулась. – Нам с вами есть о чем поговорить…

– Тирли-бом, тирли-бом! Мы к тебе сейчас придем!

– И умоляю вас, не обращайте на него внимания…

Комната-шкатулка. Выстланное китайским шелком нутро и вещи-игрушки. Столик черного дерева, яшмовый шар и золотая цепь, обвившая стены замысловатыми узорами. Крохотные стулья и массивные карты, которые кажутся слишком тяжелыми для мадам Алоизии, как и кубок, появившийся из-под стола.

– Я разговаривала о вас, – сказала мадам, глядя на карты. Поистертые, засаленные, они были родом из другой части дома, но отвращения не внушали. Напротив, хотелось прикоснуться и, перевернув, взглянуть на картинку, что скрыта под серой рубашкой.

Борясь с собой, Джорджианна перевела взгляд на руки гадалки. Все-таки следует спросить, какими кремами она пользуется, чтобы кожа выглядела настолько гладкой. И когти отливают премилым перламутром без намека на характерную черноту…

– Вы очень беспечны, дорогая моя. Непозволительно беспечны!

Голос резанул, заставив собраться.

– Вы сами чувствуете опасность, иначе не стали бы искать встречи со мной.

– Мой муж…

– Ваша матушка просила передать, что ваш супруг – напыщенный осел, не способный заглянуть дальше собственного носа.

Значит, правда! Все, что говорили о мадам Алоизии – сущая правда! Матушка именно так и говорила о Джордже. Как же не хватает ее советов…

– Надеюсь, вы понимаете, что я не имею права рассказать вам все? – мадам Алоизия подвинула кубок. – Я могу попробовать рассказать кое-что, но… все зависит от вас. Вы знаете правила. И знаете цену.

О да, сейчас она говорила отнюдь не о золоте, хотя с золотом Джорджианне было бы проще. Но условия и вправду известны. Подвинув кубок к себе, миссис Фэйр сняла широкий кружевной манжет, взяла в правую руку скальпель, лежавший здесь же, и резанула по мягкой коже.

Больно! Чарующе. Струйки крови обвили запястье гранатовым браслетом, застучали о дно кубка, наполняя его. Еще. И больше. И терпеть, пока голова не закружится. И еще терпеть.

Левретка в сумочке заерзала, пытаясь выбраться, но не смогла. И тогда она, дрожа всем телом, завыла.