Алексей Табалыкин - Стреляй, напарник!

Секретарша бросила взгляд на экран, клацнула мышкой.

– Да. Карпухина. Есть такая запись. Эмма Гордеевна вас ждёт. А мужчина с вами? Он вроде не записан.

– Совершенно верно, – встрял в разговор Александр и, не давая девушке опомниться, с изяществом фокусника извлёк бумажник и раскрыл его, демонстрируя обилие крупных купюр. – Эллочка, войдите в моё положение, не было возможности записаться, а вот встретиться с Эммой Гордеевной крайне, я бы даже сказал, жизненно необходимо. – Он выложил на стол четыре пятитысячные банкноты. – Но ведь все формальности можно решить доступными способами?

В считаные секунды «формальности» были решены, данные занесены в реестр, и посетителей перенаправили из приёмной в кабинет хозяйки. Саша, убирая бумажник, шёл следом за Надей, мысленно желая этому офису исчезнуть, сгореть, взорваться, разориться, провалиться в преисподнюю. Плата за визит оказалась нереально высока.

«Пожалуюсь майору, пусть компенсируют из кассы Комитета, а то так по миру пойду, с такими заданиями», – мысленно ворчал он, прекрасно понимая, что другого выхода всё равно не было, а на гонорарах внештатникам начальство не экономит. Тут всё по-честному.

Как уже говорилось выше, офис являл собой пример противоположностей. Если приёмная отличалась единством вкуса, то рабочий кабинет экстрасенса поражал своей нелепостью. Балаган, шапито, будуар, лавка, сарай – ни одно из этих слов по отдельности не подходило для характеристики убранства данного помещения. Скорее в совокупности они бы дали его приблизительное описание. Хотя Александр со свойственной ему мужской прямолинейностью окрестил кабинет Эммы Гордеевны одним ёмким словом – свалка.

С этим было трудно не согласиться, всё помещение было заставлено, завешано или просто завалено таким количеством всяких керамических божков, жаб с монетами, пластиковых храмов, православных крестов, католических распятий, фарфоровых черепов, хрустальных шаров, колод карт, пыльных свитков и прочих сувенирных изделий, что создавалось впечатление, будто их завозили сюда КамАЗами, а раскидывали по углам совковой лопатой.

Дополняло общий дискомфорт обилие текстильных изделий. Шёлковые шторы на окнах и дверях, вязаные покрывала на диванах и креслах, ковры на полу и на стенах, кружевные салфетки, скатерти на столах, комодах и тумбах. Даже абажур над центральным столом являлся не чем иным, как куском аляповатой ткани на грубой проволоке.

Саша покосился на свою знакомую. Надя, судя по её сконфуженному лицу, тоже была не в восторге от такого дизайна. Но тут скрипнула противоположная дверь, раздвинулись бордовые шторы, и в кабинет вошла сама хозяйка офиса. Александру пришлось сделать над собой усилие, чтобы не произнести вслух первое же слово, пришедшее ему на ум при виде такого индивида.

Толстая, неопрятная женщина далеко за сорок, на голове рыжий шиньон, тонна театрального грима, брови нарисованы чёрным маркером, все пальцы в кольцах, на шее ожерелья, цепи, бусы, монисто, на руках десятки разнообразных браслетов. Одета в бесформенное серое платье-балахон, на плечах цыганская шаль, в глазах питерская брезгливость ко всем людям в мире. Как-то, наверное, так…

– Проходите, садитесь, – низким грудным голосом произнесла Эмма Гордеевна.

Ни «здрасте», ни «добрый день», никаких иных приветствий. Пока Саша с Надей осторожно, словно ступали по минному полю, двигались к стоящим у стола креслам, экстрасенс окинула их цепким взглядом. Надежда её, судя по всему, не заинтересовала, а вот Александра она рассматривала особенно тщательно. Наиболее пристальному обзору, на грани неприличия, почему-то подвергся его живот.

– Ну, мужчина, я вас слушаю, – сказала она, когда гости расселись перед столом.

– Простите, но она первая расскажет о своём деле, – ответил Тимохин, кивая на спутницу.

Экстрасенс слегка нахмурилась, снова зачем-то посмотрела на Сашин живот и в каком-то недоумении перевела взгляд на Надю.

– Я вас слушаю, милочка.

Пока та рассказывала свою историю, Саша более внимательно стал всматриваться в убранство комнаты и в саму хозяйку. Он заметил, как экстрасенс буравила его взглядом, и ему это не понравилось. Ибо вот точно так же его осматривали несколько лет назад совсем в другом месте. Память услужливо подбросила ему воспоминание о том знаковом дне…

Астрахань. Июль 2012 г.

Тимохин не знал, что комната, в которой он сидит, принадлежит Комитету. Да и про сам Комитет он ещё ничего не знал, но был готов побиться об заклад, что эта комната – допросная. Ему не приходилось бывать в подобных помещениях раньше, однако в фильмах про шпионов или полицейских насмотрелся на допросные вдоволь.

Вот одинокий стол посередине. Два стула, на одном из них Саша сидит. Напротив на стене огромное зеркало. Конечно же оно с той стороны прозрачное, и наблюдатели фиксируют каждое его движение. А вот единственная дверь. Через неё скоро войдёт следователь, а может, и сразу двое (один будет изображать плохого копа, а второй хорошего), и начнётся допрос.

Кстати, о допросе. О чём его будут спрашивать? Что такого он сделал? За что арестован? Александр не находил ответа, и это заставляло волноваться всё сильнее.

«Почему? За что?» – билась в мозгу тревожная мысль.

Он никогда не имел дел с криминальными структурами. Даже наоборот, его друзья служили в правоохранительных органах. Да и сам он, сколько себя помнил, с раннего детства и до сего дня не совершил ни одного даже мелкого преступления.

Может, взяли за то, что от армии откосил? Обнаружили, что, находясь в призывном возрасте, занимался в спортивном клубе, в каскадёрской секции. Так тут всё чисто, комиссовали вполне легально из-за реальных недугов. А в клубе занимался как раз для того, чтобы здоровье поправить.

«Нет-нет, всё это не то! – возражал он сам себе. – Для ФСБ все эти уголовные и армейские делишки побоку. Они занимаются вопросами государственной безопасности. Но тут уж я совсем ни при чём! Где я, а где государство! А действительно, где я? В том плане действительно ли это были федералы? То, что тот майор… Как он там представился? Су… Су… да как же?! Ладно, фиг с ним! Так вот, то, что он сказал, будто они из ФСБ, ещё не означает, что это действительно так. Могли ведь и соврать».

Тогда логическим образом возникал другой вопрос: если и соврали, то зачем, с какой целью? Словно желая избавить его от дальнейших мысленных терзаний, открылась дверь и в допросную вошли двое. Первым зашёл тот самый майор, участвовавший в Сашином задержании (про которое, кстати, он сам почти ничего не помнил). Вторым был мужчина среднего роста, чуть полноватый, с круглым добродушным лицом.

«Ага! Двое, – констатировал Александр. – Значит, будут играть в плохого и хорошего. Плохим конечно же будешь ты, майор Су».