Анастасия Вихарева - Дьявол и Город Крови 2: кому в Раю жить хорошо…

– А Бездна? – с жаром напомнил он. – Она мне по силе не уступает, мы с ней равны. Дам слабину – и земля уйдет из-под ног, все вернется в изначальное состояние. Но был бы я Богом, если бы считал Богом ее? Ты, вот, меня обвиняешь, что я не справедлив, а где мне было взять еще такую горочку, по которой человек прокатился бы, и доказал, что он на кровь мою не покусится? Все хотят жить вечно, а это, знаешь ли, привилегия Бога, и жить вечно только тому дано, кто глаз и душу его радует. Один ретроград, второй страсть, как кровушку любит, третий слышать ничего не желает, пока лбом в пекло не сунешь, четвертый бессмертием грезит, думая, что будет реинкарнироваться, как программный вирус… И что мне делать с такими вечными отбросами? Я не комп, я существо выше вируса, я интеллект, которому нет равного. И моя земля не помойка – она живое существо. Все хотят Богом в земле стать, не имея о ней ни малейшего представления! Ну, так стань, для начала, Богом в своей земле и внемли брату, как я внимаю Душе Своей.

– Я тоже внимаю! – рассвирепела Манька, вскинувшись. – Только брат мой уготовил мне скотскую жизнь… Закон, Закон… Ты лучше придумай способ, как разминировать себя и не печалиться о брате. Я тут подумала, а чего это я Благодетельницу недолюбливаю? Может, лучше сразу от ребра избавиться? Глядишь, и оба отвалятся, как сухие коросты. Судя по тому, что я чувствую, без моей любви им никак, только и ждут, что буду любить врага, благословлять проклинающего, молиться за ненавидящего. Не зря они в меня столько этой любви понапихали. Чего после этого бояться вампиру? Уверен, наверное, что я тут молюсь на Благодетелей и волос с его головы от моей руки не упадет.

– А разве это не так? – ухмыльнулся Борзеевич, бродивший неподалеку по колено в воде. – Рука не дрогнет, когда предстанет перед тобой вампир? Улыбнется тебе ласково – и растаешь. Не поднимется у тебя рука на того, кто по виду всей душой от тебя без ума. Оттого и решили, что должна нутро увидеть, а если не получится, тебе все равно не долго жить. Даже не поймешь, как наживку проглотила и крепко на крючке сидишь.

– Ох, Маня… С ближним все гораздо сложнее, чем с той же Помазанницей, – объяснил дьявол. – Грань между добром и злом очень тонкая. Бездна противостоит мне, но я ее люблю. Язык ее прибит к Тверди. Кто бы я был, если б от нее отказался?! Она в каждой частице вселенной заключена вместе с тем, что от меня. А кем станешь ты, если от тебя половину отнять? Животные ближнего не имеют, и оттого нет у них способности размышлять, чем добро от зла отличается. Твои враги бьют и калечат не только твою землю, но и его тоже. Открой свой ужас – и тебя саму стошнит.

– Разве не он отдал нас обоих на разграбление? Что за любовь такая, когда ее на крови замешивают? Почему несет на себе моих мучителей и садит на мой хребет?

– Он несет тебя! – строго ответил дьявол. – Никто другой не смог бы стать для его земли заменой тебе. Но ужас в том и состоит, что в матричной памяти не ты, там другой человек, который как ты. Вампиры – мертвецы, которые всеми силами исполняют программу, на которую сами себя запрограммировали. Когда вампиру что-то нужно, он не станет мучиться мыслительным процессом, проткнет тебя снова и снова. Но сама программа идет от тебя! И ты наследуешь его землю – ты! – если окажется, что ты праведница. Так прими наследство, чего она валяется бесхозная? Выпей боль, выстрой крепость, и начинай войну – я буду молиться за тебя.

– Может, лучше на своей, – Манька не сдержала улыбки, вспомнив, как Дьявол молился на крыше во время битвы. Клоун хренов, видели бы его обороти, умирали бы от надорванных от смеха животиков. Она там с Борзеевичем чуть не погибла, а он в это время развлекался.

– На своей не получится, – с сожалением покачал Дьявол головой. – Своя земля тебя выставила, а ты хочешь, чтобы она услышала твой боевой клич? Именно об этом мы тебе говорим: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– Где силы столько взять? – Манька тяжело вздохнула. – Я так бы разве распорядилась землей, будь у меня хоть капля власти?

Дьявол нахмурился.

– Я сказал: все пойдут в рабство, и будут давиться плотью друг друга, пустыня в уме человека, и нет знаний, как должен прожить человек. Золота много у людей, но ни одной крупицы, чтобы купить себе жизнь вечную. Грустно, что ты не умнее брата своего. Закон знать мало, надо уметь поставить его, как щит. Я Бездне противостою Законом, а человек борется с человеком. Кому ты говоришь: была бы у меня власть? Ты не меньше брата своего, и пока жив человек, сотни дорог найдет, чтобы испытать себя. Пойди, возьми власть и распорядись его землей, которая изнемогает под тяжестью проклятий, предназначенных тебе. Разве я не сказал: поднимает вампира – твоя земля, а тебя убивают – из его.

– Проклятие у меня с рождения. Было бы по-другому, я бы, может, насторожилась, когда внезапно наступила перемена, – угрюмо высказала Манька свою обиду. – Никто меня не учил. А сама я, как бы все ваши хитрости разгадала?

– Зверь может научить своего звереныша только тому, чему научился сам. Сама знаешь, если родитель чей-то ум по рассуждению принял, он обычно его ребеночку передает. И если человек не уважает Дьявола, который Жив, проклят человек из рода в род. Я не могу, как вампир, к своему объяснению приколоть оргазм или боль. Мой голос чист, как слеза Сада-Утопии, я не довлею над человеком, а если поднимаю против него тварь, то только ту, которая приходит на мой голос. Празднуют вампиры победу, но что мне с того? Разве ты жалеешь о кишечной палочке, которая плодится и умирает в твоем кишечнике? Не я, человек разменивает свою землю на воловью упряжь. Ты, со своей стороны, конечно, думаешь, что надо тебя пожалеть, а я думаю, как родителям твоим вменить в вину, что их потомство обречено влачить жалкое существование. Это ведь тоже наказание из рода в род. Извини, дорогая, но я смотрю на эту ситуацию иначе.

– Я не разменивала, у меня украли.

– Может быть. Но какое мне дело? – Дьявол равнодушно покачал головой. – Разве жалела тебя мать? Разве был у нее ум, когда проливала она слезы о сапогах, которые пинали тебя в ее животе? Дрыхло ее сознание или сдохло, когда объявила себя мученицей? А ты? Каким достоянием можешь стать, убитая в чреве матери? Жалость – это поножовщина и потери – и ты оплакиваешь себя. У меня нет жалости – совсем нет. Жалеешь ли ты мышь, которая изгадила мешок с мукой и которую кошка поймала? Богом вампиры идут по твоей земле, те самые, которые убили тебя и сказали: «вот ты, а вот мы – и мы больше, чем ты!» И ты призналась: да, они могут меня побить, а я нет. И воля твоя ушла в Небытие. Где несправедливость? Чем обеднею я, избавившись от тебя? Я, Маня, Бог Земли, а ваши сознания – ненужная материя, красная глина – мертвая, пока из нее горшок не слепил и умным содержанием не наполнил. Единственное, на что она годная, обменять ее у Бездны на землю. Но не так много ее, чтобы разбазаривать. Она и животных делает умнее. Леплю горшки, подращиваю, размножаю, проверяю, получился ли горшок крепким и надежным, или можно разбить и выбросить осколки.