Кира Измайлова - Дикий дракон Сандеррина

Я невольно сделал несколько шагов назад по уже проложенной колее. Плохая примета: если уж начал путь, не возвращайся, а возвращаешься – так не по своим следам, а хотя бы немного в стороне. Но не хотелось снова бороздить эти клятые снега высотой мне по шею (а кое-где и с маковкой), так что приметами я решил пренебречь.

Лучше бы не возвращался, честное слово.

Там, среди проталины, образовавшейся под тушей дракона, съежилась на земле девчонка. Совершенно голая, тощая, она обхватила плечи руками и смотрела на меня в упор. Ярко-желтыми драконьими глазами.

Должно быть, правду говорят ученые люди, что у человека есть своего рода защитный механизм: он не может сразу осознать какое-то кошмарное событие вроде гибели всей семьи или полного разорения, потому что тогда наверняка сойдет с ума. Поэтому мозги отключаются и позволяют думать только о чем-то простом, насущном – о том, как бы приготовить поесть или там подбросить дров в огонь. Потом, конечно, все дойдет, но только оно не обрушится сразу, а станет просачиваться понемногу. Тоже будет и больно, и страшно, но хотя бы останется шанс не рехнуться сразу. С другой стороны, в иных случаях лучше бы и правда сразу сдвинуться крышей и не вспоминать о том, о чем положено думать здоровому человеку…

Видимо, мне тоже частично отшибло рассудок (хотя я вроде бы не собирался бежать сломя голову через сугробы куда глаза глядят, дико при этом хохоча), поскольку первым делом я стащил с себя куртку и накинул девчонке на плечи, а потом поднял ее на ноги, чтобы не сидела на стылой земле. Правда, она была босой, но в тот момент такая мелочь меня не смутила.

– Так получится спрятать? – повторила она, глядя на меня. Взгляд ее казался странно расфокусированным – я не сразу догадался, что она не смотрит мне в глаза, нет, а старается схватить выражение лица в целом и еще отслеживать малейшие его изменения.

– Ну… да, – сказал я. А что еще я мог ответить?

Я ее даже не разглядел, запомнил только, что чумазая. А может, смуглая, поди разбери. Мне смотреть-то на нее холодно было – в одной моей куртке на голое тело… А вот прикасаться – очень даже горячо. Но куда деваться, пришлось, потому что на двух конечностях она передвигалась, прямо скажу, очень скверно. Они у нее попросту заплетались, и девчонка норовила полететь носом вперед, вот я и волок ее практически на себе, обхватив поверх одежды за талию. И на плечо бы закинул – она была легкая, – но не рискнул так фамильярничать. Превратится обратно – и останется от Рока Сандеррина лепешка. Поджаристая.

А руки… Признаюсь, на ее руки я смотрел с содроганием. Неправду рассказывают в сказках: дескать, превратившись, оборотень способен залечить раны. Ничего подобного. Конечно, они уменьшились пропорционально размерам тела, но… Я еще раз искренне пожелал изуверу, придумавшему те «крепления», заполучить раскаленный металлический трос в задницу с выходом через рот, а еще десяток гвоздей между костями ладони на закуску.

Крови не было, только сукровица сочилась, но кисти распухли, пальцы почти не двигались, и я подумал, что без лечения девчонка вполне может умереть от заражения крови или еще какой-нибудь заразы. Потом вспомнил о том, как в настоящей своей форме она довольно шустро размахивала крыльями, и немного успокоился. Затем снова заволновался: может, я и впрямь уже двинулся? Или брежу, замерзая под снегом? Вон, уже голые девчонки мерещатся, и ладно бы красивые, так ведь у этой даже взяться не за что…

Поворот оказался передо мной, словно по заказу.

– Только не вздумай превратиться, – сказал я сквозь зубы и шагнул с заснеженной пустоши в душистый сосновый лес. – Эй… Эй!..

Тщетно – девчонка обмякла и рухнула бы на слежавшуюся хвою, если б я ее не держал. Чего доброго, устроила бы пожар – очень уж она была горячей. Тут уж пришлось взвалить ее на плечо – веса в ней оказалось всего ничего, мне показалось, что моя поклажа весит больше. Забавно: драконы ведь действительно очень легкие для своих размеров, так выходит, они и в человеческом облике сохраняют такие же свойства? Судя по исходящему от девчонки жару, так и было… Лишь бы не начала дышать огнем! С другой стороны, этак ее можно выдавать за фокусницу…

«Санди, – сказал себе я и залепил мысленную оплеуху. Мысленную потому, что руки были заняты. – Прекрати нести околесицу. Доберись до дома, приведи эту подстреленную в чувство и выясни, что происходит. Сходить с ума после будешь. Если будет это после».

Вскоре показалась моя так называемая хижина: крепкий домик, спрятанный в чащобе, – чужак не найдет, случайный охотник не наткнется. Разве что другой провожатый забредет случайно, но такого за много лет ни разу не случалось. Мне же это лесное убежище служило верой и правдой, и я надеялся, оно и теперь не подведет. В конце концов, прятал я тут контрабандистов, беглую невесту (ту самую, одну из трех), наследного герцога, бежавшего от другого претендента на титул (его, правда, все равно убили в итоге, но я к этому отношения не имел), и разный странный подорожный люд. Но вот дракона – впервые.

«Что мне с ней делать-то? – спросил я сам себя, сгрузив ношу на земляной пол. – Не помешало бы отмыть, но это уж пускай сама… А вот жрать она наверняка захочет. Хорошо, что кладовую недавно обновил…»

Я полез проверять, что там имеется из съестного, а когда вернулся, девчонка уже очнулась, сидела, озиралась по сторонам с явным испугом и выдохнула с облегчением, только увидев меня.

– Спрятались? – спросила она.

– На время, – ответил я, в который раз решив ничему не удивляться, и принялся разводить огонь в очаге. – Ты голодная, наверно?

Она покивала, не сводя с меня глаз.

– Я сейчас что-нибудь сготовлю. А ты пойди вымойся пока. Там за домом ручей и бочки стоят с дождевой водой. – Я заметил недоумение в ее глазах и пояснил: – Ты грязная. Смой с себя грязь… или копоть, не важно. С тела и волос. Сейчас мыло дам и ветошь… хотя тебя впору песком драить, как чугунок.

Тут я подумал, как она будет оттираться такими руками, но… Не предлагать же было ее искупать? То есть я бы не переломился, но не уверен, что она оценила бы.

– А пить там можно? – спросила вдруг она.

– Конечно. Ручей чистый, так что не баламуть его особенно. И не вздумай превращаться! – в который раз повторил я.

– Я не буду. Я деревья поломаю, – кивнула она и неуверенно встала на ноги.

До ручья я ее проводил, оставил мыло, жесткую губку (нашлась в сундуке) и полотенце и ушел в дом. Небось не утонет. А вот одеть ее необходимо, и не потому, что я лишаюсь разума при виде этаких прелестей. Как раз наоборот – ужасаюсь и думаю, что нужно прикрыть хоть чем-нибудь эту кожу да кости. Да и, честно говоря, смотреть на нее просто холодно, даже если сама она не мерзнет.