Ирина Горюнова - Шаманская книга

Любить взахлеб, чтобы теряться в мире и становиться
и слепой, и зрячей — одновременно. Прятаться в слезах
на чьем-то подвернувшемся плече. Его погладить, а потом
уйти. Не обернувшись. Молча. Явной дурой. Бесчинственной,
в изношенном пальто со множеством веселых аппликаций.
Цедить морскую нежность бреднем, вылавливая звезды
Наугад. Потом бежать на площадь, из кулька их доставая по
Одной небрежно, и раздавать прохожим. Святотатство?
Нет-нет, конечно, хуже, много хуже — оно не лечится,
Покуда не пройдет. И вот тогда, я знаю, растворятся
Ворота в ад от сущей пустоты…

Крыши отзываются жестяным звуком от барабанящего
дождя.
Приоткрытое окно хлопает от ветра. Пузырящиеся
занавески
Пугают, грозятся приходом неизведанного. Прячусь под
одеялом,
Одинокая, словно безумная луна, скачущая по облакам.
Кутаюсь в клетчатый плед, согреваюсь коньяком, переключаю
каналы
В поисках откровений. Утренний озноб — рождественский
подарок.
Это значит — еще живешь, хотя пленка, на которую тебя
снимают,
Остается пустой. Запах кофе оживляет уставшее от ночных
кошмаров тело.
Раскладываю таро, потираю кончик носа и уверяю себя, что
все будет.
Все будет хорошо. Трезвею. Смотрю в зеркало и шепчу: Все уже
было.
Все уже было, черт побери! В чьем-то карманном дежавю,
Рассмотренным под лупой сумасшедшим ученым в тысяча
триста цатом году.

Не плачь. Ветрами выдуло чувства,
Распластало по вершинам гор,
Затеряло в подземных пещерах,
Вросло сталагматами в корни гор…
Да, у кого-то суть на кончике иглы,
Острие меча ли, пера, клитора…
Но вместо донны Анны есть только
Нелепая Дульсинея, пасущая коз
На пряном разнотравье заброшенного
Кладбища.

Шагаешь по камням. Вокруг горы.
Сбитые ноги оставляют следы красным.
Вокруг ветер, шум реки и одиночество.
Звук дрожит гитарной струной, плачет.
Почему так легко измученному телу?
Выбиваю из него прошлое, задыхаясь.

Геометрическая форма раковины — базовый элемент мира.
Она напоминает строение вселенной.
Маленький кристаллик хаотического раствора…
Зародыш упорядоченности пространства,
Времени, бытия, человека…
Разрушение раковины подобно
Уничтожению мозга. Возросшая энтропия
Убивает их. Наступает Кали Юга.
Кали Юга грядет. 2012 год.

За облаком сна, прикрывшись кружевом облаков,
Блуждает моя душа, светится как звезда, смеется,
Плачет — ей еще возвращаться назад.

Храмы всегда строят у подножия гор,
Чтобы не слишком высоко к богу,
Не слишком далеко от подземного царства.
Искушения ловят сны монахов,
Вгоняют их в краску, молитвы, но…
Те все равно возвращаются. Будоражат.
Запахами, видениями, мечтами…
Тающая ночь тянет за язык колокол.
Пора каяться в грехах, скрывая под рясой
Возбужденное естество человеческое.
Чуждое ли? Ах, дядюшка Фрейд!
Все мы вышли из одного лона.

Не приближайся. Потрескивает кожа
От статического электричества. Шаг…
Удар сердца. Не надо, шепчу молча,
Не размыкая губ. Лунная дорога в небе
Напоминает трамвайные рельсы,
Размываемые облаками в палитре звезд.
Врывается резонансом адовым,
Полыхает закатом шумерским,
Улыбается луны лезвием —
«Он пришел! — кричит мир мне. —
Встречай своего мессию!»

Ваш фильм окончен. Ваш шарм растоптан.
Настало время других актеров.
Что толку плакать? Тебя не любят,
Взгляни же прямо в хрусталик глаз.
Мечту искала, конца не мнила,
Но полно — EXIT — сияет дверь.
Так, спину прямо, лопатки вместе:
Не дать must fuck you трофеем быть.
Я жрица Солнца, крылатых истин,
Ваш свет софитов не для меня.
Я гордо выйду в иное время,
К иным порталам, иной любви,
А в вашем фильме дублер сгодится,
Он будет, верно, послушен вам…
Ваш фильм окончен. Конец и титры,
Уставший зритель уходит в ночь…

Говорю со сфинксами на Университетской набережной,
Смотрю в ледяную воду, иссиня-фиолетовую, родную,
Блаженную таинством Осириса и Исиды…
Улыбается каменными губами Аменхотеп, чудится:
Разомкнет уста, выползет из оболочки гранитной,
Новорожденный. Нева штилем таится, замирает
в ожидании. Свет прожекторов бликует иероглифами,
отражаясь в небо беззвездное, испуганное предчувствиями.
Горячий песок плавится под ногами, сменяя заснеженный
тротуар
Бликами от медных монет, разбросанных вокруг пирамиды.
Шепот призраков перерастает в оглушительный хор
молящихся,
Сны их несутся на колесницах затерянного города,
По не мощеным улицам, в провалы ртов великих храмов,
Где уже не творятся службы великим богам…
Войско скорпиона рассыпалось в прах, разлетелись птицы
За черту горизонта, вино в бокале стало водой, и темнота…
Темнота ночного Питера не дает ответа: что стерегут
сфинксы?

Вокзал — начало или конец пути из точки А в точку В
И обратно. В любом городе есть крыши, под которыми
Прячутся чердаки и птицы, а еще — очумевшие чудаки,
Совершающие намаз на рассвете. Мохнатое одеяло зимы
Притворяется пушистым и колется, как шерстяное, но…
Под ним холодно, как от твоих глаз леденеющих. В душу
Заползает туман окрестных гор. Я встала или может,
родилась не с той ноги, руки, головы. Именно поэтому,
все время попадаю только на промежуточные станции…

Я выбрала нежность вместо ревности,
Вместо пустых сожалений — состояние сатори…
Поэтому я люблю тебя с другого края земли…

Профессионализм в области боли — когда запрещают
плакать,
Пишут посты о нелюбви на сайтах по бизнесу и маркетингу,
Зная, что ты вряд ли догадаешься туда заглянуть…
Уничтожают насмешками, пытаясь скрыть страх возможной
потери,
Прикладывают все усилия, чтобы это побыстрее
свершилось…
Тогда можно оставаться в своем коконе и дальше,
Злясь на Бога за то, что внял молитве о безусловной любви.
Тебе бы кого попроще, чтобы уздой не рвала губы в кровь,
Подчинялась покорно седлу и плетке, могла строевой рысью
Или шагом… Пусть плосковата душою, зато верна,
А остальное всего лишь игра ума. Когда заходит солнце —
Все кошки серы, тогда какая разница: кто там, в постели?..