Чарльз Николл - Леонардо да Винчи. Загадки гения

Музыкант-слон вполне остроумен, но вот другие рисунки реализовать было бы сложнее. Когда вы смотрите на них, то их значение ускользает от вас. Пара животных масок напоминает собак, привидевшихся в кошмарном сне. Одна из них похожа на лохматого, безумного пекинеса, другая – на взбесившуюся гончую с взъерошенной шерстью, мертвыми глазами и отвисшей нижней губой, открывающей почти лошадиные зубы. [446]Мы попадаем на территорию ужаса – перед нами странные, лабораторные гибриды. Если перевернуть «пекинеса» вверх ногами, увидишь летучую мышь. Рисунок выполнен так, что можно увидеть нечто вроде завязок – и это говорит о том, что маску должен был надеть костюмированный слуга, влекущий колесницу или платформу. Стиль рисунка похож на стиль начала 90-х годов XV века. Вполне возможно, что это вариант маски для празднества в семействе Сфорца.

О театральных талантах Леонардо пишет и его миланский биограф Паоло Джиовио, который называет художника «изобретателем и властителем всевозможных утонченных развлечений, в особенности театральных». Джиовио подчеркивает элегантность творений Леонардо – он, несомненно, видел «Рай». Но в творениях художника есть и другая, странная сторона: все эти дикари и монстры давали возможность Леонардо реализовать свои темные фантазии. По крайней мере, здесь Леонардо мог дать волю своему воображению, выйдя за рамки холодных, изысканных картин, создаваемых в его миланской студии.

Театральные чудовища и гибриды самым тесным образом связаны с другим жанром, в котором Леонардо активно работал в конце 80-х – начале 90-х годов XV века. Речь идет о гротеске, об изображении чудовищно преувеличенных, карикатурных лиц стариков и старух, чаще всего в профиль и чаще всего пером. В этих рисунках присутствует элемент сатиры: возможно, в них художник пытался отомстить помпезным придворным снобам. Но хотя некоторые из них вполне могут быть карикатурами на конкретных людей, гораздо чаще они напоминают размышления об уродстве и деформации, почти навязчивое увлечение тем, что он сам называл «вещами шутовскими, смешными, жалкими». Эти отечные, вытянутые, изуродованные лица становятся оборотной стороной витрувианского человека, идеальной гармонии. В Виндзорской коллекции хранится множество подобных рисунков – некоторые являются оригиналами, другие – копиями, сделанными Франческо Мельци. В копиях сохранился юмор, но пропали нюансы, теперь они вполне пригодны для какого-нибудь детского комикса. В XVII веке в Англии ходили гравюры с гротесков Леонардо, сделанные Венцесласом Холларом. Одна из них – массивная, напоминающая жабу старуха – послужила прототипом для Безобразной Герцогини, созданной Тенниелом, первым иллюстратором «Алисы в Стране чудес». [447]

Чудовища. Две праздничные маски, 1490-е гг. (вверху). Гротескный портрет старухи, позднее скопированный Франческо Мельци

Слово cartone , или «картон», в эпоху Кватроченто имело собственное значение, но гротески Леонардо являются картонами в современном смысле слова. Это карикатуры, комиксы. Они явились предшественниками безжалостных физиологических преувеличений, с которыми мы встречаемся в работах известных карикатуристов – от Гиллрея до Роберта Крамба. Это великие карикатуры – не просто смешные, но значимые. Они находятся на границе смеха и ужаса. Самым ужасным и в то же время самым прекрасным произведением этого жанра является рисунок пером, ныне хранящийся в Виндзорской коллекции. На нем изображены пять гротескных голов (см. иллюстрацию 18). Судя по всему, рисунок относится к началу 90-х годов XV века. Он невероятно драматичен, но сюжет сцены непонятен, и многозначность ее создает атмосферу угрозы, исходящую от листа. Что-то происходит, но зритель не понимает этого. Перед ним сцена из кошмара, галлюцинации или вымысел психически больного человека – это сцена сумасшествия из «Короля Лира» или из пьесы Петера Вайса «Марат / Сад». Центральный персонаж увенчан венком из дубовых листьев, словно римский император. Но, взглянув на него, становится ясно, что он не император, а просто старый безумец, вообразивший себя повелителем мира. Вокруг него расположились четыре фигуры, от которых исходит ощущение угрозы. Один человек маниакально хохочет или кричит, на лице другого написано бессмысленное любопытство. С другой стороны нарисован уродливый, крючконосый обрюзгший старик и второй, тощий, беззубый, с повязкой на голове. Лица, написанные в профиль, обычно считают женскими, но, на мой взгляд, такая точка зрения неоднозначна. Внимание четверых направлено на старика в центре: они словно злонамеренно подначивают его. Рука на венце слева словно подталкивает и удерживает его в центре группы. Зритель сам должен выбрать, как реагировать на картину – комедия ли перед ним, осмеяние, жестокая или пафосная сцена. Старик с беззубым ртом «щелкунчика», изображенный в профиль, часто встречается в записных книжках Леонардо. На этом рисунке возникает ощущение того, что это двойник самого художника: бессильный, несчастный, безумный двойник великого гения Ренессанса.

Этот рисунок получил известность. Подобные же фигуры мы видим на двух картинах современного Леонардо фламандского художника Квентина Массиса, а позднее на гравюрах Холлара. [448]В XVIII веке четыре фигуры, окружающие старика, считались «воплощением страстей» или четырех «темпераментов». Жан-Поль Рихтер дает им более современное, психиатрическое толкование. Он считает, что фигуры представляют (справа налево) слабоумие, навязчивые идеи, психоз и идиотию, а центральная фигура, увенчанная венцом, – «живое воплощение мании величия». [449]Такое истолкование лично мне кажется слишком схематичным. Мартин Клейтон, библиотекарь Виндзора, недавно назвал этот рисунок «Человеком, обманываемым цыганами», фигуру справа он считает гадалкой, предсказывающей будущее по ладони старика. Лист дошел до наших дней не полностью, правая его часть утрачена. Однако то, что сохранилось от руки старика и женщины, вполне позволяет сделать подобное предположение. Женщина слева, которую Кеннет Кларк называет «обнявшей центральную фигуру рукой», с точки зрения Клейтона, просто пытается украсть кошелек у старика в центре. Клейтон связывает рисунок Леонардо с современными ему описаниями цыганских трюков. В апреле 1493 года вышел указ, изгоняющий цыган из Милана «под угрозой виселицы», поскольку все они «бандиты, головорезы и шарлатаны». [450]Вполне возможно, что рисунок отражал официальную враждебность в отношении цыган. Не исключено, что и сам Леонардо становился жертвой цыганских проделок. На листе с домашними расходами, который сохранился в Атлантическом кодексе, мы находим удивительную запись: «за предсказание судьбы… 6 сольди». А в Мадридской коллекции есть упоминание о двух книгах по хиромантии (De chiromantia и De chiromantia da Milano ). [451]