Эрик Кандель - Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней

Вместе с тем Джеймисон подчеркивает, что большинство писателей, как и людей вообще, не страдает тяжелыми психическими расстройствами. Более того, многие люди, страдающие маниакально-депрессивным психозом, в том числе художники, обычно мало что могут делать, когда им особенно плохо.

Из всех этих интереснейших исследований видно, что мы пока в самом начале пути познания нейронных механизмов творчества и художественного мастерства. При этом перед нами открываются широкие возможности. В некотором смысле наши представления об этих механизмах можно сравнить с представлениями о механизмах зрительного восприятия до 50‑х годов XX века, когда Стивен Куффлер и его коллеги совершили прорыв в этом направлении, а также с представлениями об эмоциях, бытовавшими на рубеже XIX–XX веков. Но я, нейробиолог, на чьих глазах оба направления принесли богатые плоды, в начале своих занятий наукой изучавший нейронные основы памяти, казавшиеся многим биологам преждевременными и не сулящими успеха, с оптимизмом смотрю и на новые подходы к познанию механизмов творчества.

Мозг представляет собой творческий аппарат. Он ищет порядок в хаосе и неоднозначности и конструирует модели окружающего мира. Такой поиск лежит в основе работы художников и ученых. Эту мысль красноречиво выразил в 1937 году великий голландский художник Пит Мондриан:

Ибо бывают “созданные” законы, “открытые” законы, но бывают и законы-истины на все времена. Они более или менее скрыты в окружающей действительности и не подвержены изменениям. Не только наука, но и искусство показывает, что действительность, сначала непонятная, постепенно открывается нам через взаимоотношения, присущие вещам [232].

Появление художественных способностей у людей с повреждениями левого полушария мозга, существование аутистов-савантов и творчество художников-дислектиков дают нам ключи к разгадке некоторых процессов в мозге, вероятно, лежащих в основе таланта художника и творчества. Эти интересные и поучительные случаи, скорее всего, проливают свет лишь на некоторые из многих путей, ведущих к творчеству. Будем надеяться, что в ближайшие полвека биология психики сможет дать удовлетворительные ответы на основные вопросы в этой области.

Над входом в храм Аполлона в Дельфах было выбито: “Познай себя”. Начиная с Сократа и Платона, мыслители стремились разобраться в природе человека и найти законы, управляющие психикой и поведением людей. Веками эти поиски ограничивались рамками философии и психологии, нередко исключавшими эмпирический подход. В наши дни нейропсихологи пытаются перевести абстрактные вопросы о психике на эмпирический язык когнитивной психологии и нейробиологии.

Принцип, которым руководствуются эти ученые, состоит в том, что наша психика есть набор операций, выполняемых мозгом – поразительно сложным вычислительным устройством, конструирующим восприятие мира, концентрирующим наше внимание и управляющим нашими действиями. Одно из призваний этой новой науки состоит в том, чтобы дать нам более глубокое понимание самих себя, связав биологию психики с гуманитарными науками. В частности, это относится к пониманию реакций на произведения искусства и, может быть, творческой деятельности его авторов.

Но для диалога науки и искусства требуются особые условия. В Вене рубежа XIX–XX веков он стал возможен благодаря тому, что этот сравнительно небольшой город представлял собой среду, где ученые и художники могли легко обмениваться идеями. Кроме того, имелись общие интересы. Источниками этих интересов послужили медицина, психология, психоанализ и искусствоведение. В начале XX века начался диалог искусства и науки, а в 30‑х годах к нему присоединились специалисты по когнитивной психологии и гештальтпсихологии зрительного восприятия. Это позволило в начале XXI века применить к концепциям когнитивной психологии данные биологических исследований восприятия, эмоций, эмпатии и творчества.

Воздействие творчества экспрессионистов во многом определяется социальной системой мозга, которым наделила нас эволюция. В нем широко представлены воспринимаемые нами лица, руки, тела и движения, и его системы восприятия обеспечивают наши реакции, не только сознательные, но и бессознательные, на утрированные изображения людей. Кроме того, системы зеркальных нейронов, модели психического состояния и биологической модуляции эмоций и эмпатии обеспечивают наши немалые способности в области понимания мыслей и чувств других.

Важнейшее достижение Оскара Кокошки и Эгона Шиле состоит в изобретении способов воздействовать на бессознательные процессы посредством портретного искусства. Интуитивное понимание и изучение возможностей передачи эмоций и возбуждения эмпатии позволили этим художникам выработать новые выразительные и современные формы психологического портрета. Австрийские модернисты исключительно хорошо изучили принципы визуального конструирования мира. Густав Климт, интуитивно понимая возможности подразумеваемых и контурных линий и нисходящей обработки зрительной информации, создал одни из самых выразительных произведений современного искусства. Открытия модернистов в области бессознательных механизмов эмпатии, эмоций и восприятия ставят этих мастеров в один ряд с классиками когнитивной психологии. Одновременно с Фрейдом они научились проникать за кулисы чужой психики, понимать ее, а также передавать это понимание зрителю.

Открытия, помогающие разобраться в природе психики, сделаны не только учеными, но также писателями, поэтами, философами, психологами и художниками. Каждая область творчества готовит особый вклад в наши представления о психике, и если мы пренебрежем любой из этих областей, наши представления окажутся неполны. Хотя объяснением бессознательных процессов занимались Фрейд и другие психологи, без открытий Шекспира или Бетховена или современников Фрейда Климта, Кокошки и Шиле мы не знали бы, какие ощущения вызывают некоторые из этих процессов.

Научный анализ позволяет нам двигаться в сторону большей объективности. Применительно к изобразительному искусству это достигается за счет описаний взгляда зрителя на тот или иной предмет не в терминах субъективных впечатлений, производимых предметом на чувства зрителя, а в терминах специфических реакций мозга. Искусство лучше всего понимать как экстракт чистых ощущений. Поэтому оно дает нам отличное и весьма желательное дополнение к науке о психике. Венская жизнь рубежа XIX–XX веков показывает, что одного подхода недостаточно для понимания динамики ощущений человека. Нам нужен третий путь, который позволит перебросить мосты объяснений через пропасть, разделяющую искусство и науку.