Эрик Кандель - Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней

Творчество венских модернистов многих возмущало именно тем, что их работы вызывают эмоции не пассивно. Мы воспринимаем эмоциональные состояния изображенных не как нечто отдельное от наших эмоций и эмпатически воспринимаем эти состояния. Бессознательно подражая позам Шиле, зритель получает доступ за кулисы театра эмоций художника, и тело зрителя становится сценой, на которой разыгрываются представления. Шиле вызывает у зрителя чувство эмпатии. Для чувствительных зрителей созерцание портрета Шиле или Кокошки – сильный эмоциональный опыт.

Попытки показать безобразность болезни и несправедливости составляли важную сторону творчества Климта (вспомним три его картины, написанные для университета) и Кокошки (скульптурный “Автопортрет в виде воина” и живописные портреты с царапинами и отпечатками пальцев художника). В автопортретах Шиле интерес к поиску прекрасного в безобразном проявился еще ярче. Кэтрин Симпсон пишет: “Считалось, что идеализация таких физических деталей лежит вне искусства; стремление выводить на передний план и подчеркивать их, как Кокошка и Шиле, было воспринято как откровенное оскорбление зрителя” [163].

Последний фактор, влияющий на эмоциональную реакцию зрителя на произведения искусства, связан с цветом. Представления цвета занимают в мозге приматов исключительно важное место, сравнимое с местом представлений лиц и рук, поэтому и информация о цвете обрабатывается зрительной системой иначе, чем информация о яркости и формах.

Мы воспринимаем цвета как носители отчетливых эмоциональных свойств, а наша реакция на эти свойства меняется в зависимости от настроения. В отличие от устной речи, эмоциональное значение которой часто не зависит от контекста, цвет может означать для разных людей разное. В целом мы предпочитаем чистые и яркие цвета смешанным и приглушенным. Художники, особенно модернисты, пользовались утрированными цветами как средством достижения эмоциональных эффектов, но характер таких эффектов зависит от зрителя и контекста. Эта неоднозначность цвета, вероятно, составляет одну из причин разной реакции на одну и ту же картину у разных зрителей – и даже у одного и того же зрителя в разное время. Кроме того, цвет помогает нам замечать объекты и узоры, способствуя разделению зрительных образов на фигуры и фон.

Эпоха Возрождения ознаменовалась всплеском интереса к цвету. Леонардо да Винчи понял, что основных цветов всего четыре, если не три (красный, желтый и синий), и все остальные цвета можно получить смешением указанных. Кроме того, художники тогда поняли, что противопоставление некоторых цветов вызывает у зрителя особые цветовые ощущения.

В 1802 году Томас Янг выдвинул гипотезу о том, что в сетчатке человеческих глаз имеются цветочувствительные пигменты трех типов. В 1864 году Уильям Маркс, Уильям Добелл и Эдвард Макникол из Университета им. Джона Хопкинса доказали, что мы воспринимаем цвета посредством трех типов колбочек. Соотношение активности колбочек объясняет восприятие цветов испытуемыми в рамках строгих лабораторных экспериментов, но в жизни наше восприятие цветов гораздо сложнее и во многом обусловлено обстоятельствами.

В 20‑х годах XIX века французский физик Мишель Эжен Шеврель разработал “математические правила цвета” [164], на основе которых впоследствии был сформулирован закон одновременного контраста. Согласно этому закону, красители определенного цвета могут выглядеть для нас очень по-разному в зависимости от соседних с ними цветов. Эжен Делакруа в середине XIX века с успехом использовал этот закон в изображениях тел, расписывая потолки Люксембургского дворца. Играя с цветом, он добивался эффекта искусственного освещения и продемонстрировал, что эта техника применима даже в темном помещении [165].

Другие художники из собственных экспериментов сделали вывод, что использование цветов в живописи есть не что иное, как игра света и тени, достижимые на новом уровне смешения цветов – за счет точек разного цвета. Этот метод, пуантилизм , усовершенствованный Клодом Моне и другими импрессионистами, позволил воспроизводить эффекты естественного освещения и передавать неуловимую атмосферу. Особенно заметно пуантилизм проявился в работах постимпрессиониста Жоржа Сера. Он при помощи крошечных точек красного, зеленого и синего цветов и их комбинаций порождал впечатление широкого спектра смешанных цветов, пропитанных светом. Кроме того, некоторые из использованных им сочетаний цветов, например ярко-желтый и ярко-зеленый, вызывают у зрителя сильный послеобраз фиолетовых оттенков. Этот прием позволил эстетическому впечатлению выйти за пределы созерцания произведений искусства.

После экспериментов Моне с атмосферными эффектами и Сера с цветом Поль Синьяк, Анри Матисс, Поль Гоген и Винсент Ван Гог поняли, что влиять на эмоциональную реакцию зрителя могут не только изображения портретируемых и пейзажей, но и другие элементы картины. Эти художники ездили на юг Франции в поисках “большей чистоты естественных ощущений… стремились открыть в природе особого рода цветовую энергию, цвета, говорящие со всей душой, которые можно было бы сконцентрировать на холсте” [166]. Искусствовед Роберт Хьюз пишет, что одним из таких цветов стал открытый Ван Гогом ярко-желтый. В 1884 году художник писал брату [167]:

Я полностью поглощен законами цвета. Ах, почему нас не учили им в юности! ‹…› Ведь законы цвета, которые во всей их взаимосвязи и полноте первым сформулировал и обнародовал для всеобщего пользования Делакруа, подобно тому как в области тяготения это сделал Ньютон, а в области пара – Стефенсон, являются, вне всякого сомнения, подлинным лучом света [168].

Картина, изображающая спальню Ван Гога в Арле ( рис. II–35 ), стала для него первым опытом сознательного использования пар дополняющих цветов. Ван Гог рассказывал об этой картине [169]: “Вся штука здесь в колорите, упрощая который, я придаю предметам больше стиля, с тем чтобы они наводили на мысль об отдыхе и сне вообще” [170].

На созданной в том же году картине “Сеятель на закате” ( рис. II–34 ) доминирует солнце на горизонте. Художник писал [171]: “Солнце, свет, который я за неимением более точных терминов могу назвать лишь желтым – ярко-бледно-желтым, бледно-лимонно-золотым. Как, однако, прекрасен желтый цвет!” [172]Вместе с тем, отмечает Хьюз, свет солнца не только прекрасен, но и воплощает страшную силу, излучаемую одинокой фигурой сеятеля:

Было бы ошибкой думать, будто цвета Ван Гога при всем их богатстве и изысканном лиризме предназначались лишь для выражения радости… В числе его важнейших достижений была цветовая свобода модерна – способ передачи эмоций чисто оптическими средствами… Он шире раскрыл двери модернистского синтаксиса цветов, включив в него не только радость, но также жалость и страх… Ван Гог стал тем этапом, на котором романтизм XIX века… обернулся экспрессионизмом века XX [173].