Евгений Подолянский - Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква А

Как бы ни хулили творчество Авенариуса, но его произведения для детей и юношества были рекомендованы в царскую школу для прочтения. Вл. Михневич чересчур хлёстко обвиняет писателя в контрафакте: «он выступил с „Образцовыми сказками русских писателей для детей" уже контрафакторского направления. Это бы еще не беда, а обидно то показалось обобранным „образцовым" писателям, что г. Авенариус вздумал исправлять их слог, их стихи и просто рассказывать их „своими словами", в блаженной вере, что он лучше расскажет». Читателю могу посоветовать только одно. Ознакомьтесь с творчеством Авенариуса и сделайте свой вывод. Прав или нет, Михневич.

Как утверждают литературоведы, Аверкиев в своём творчестве подражал Островскому. Атмосфера крестьянского быта, причём его «закидывало» аж в 17 век, наполнена неземной идиллией. Язык героев «исковеркан»– попробуй проверить, был ли такой говорок в ту пору. Был – старорусский. Но он интересен для специалистов и они старые тексты делают для современников понятными, доступными для прочтения. Вот и получилось, что творчество Островского до сих пор интересно, а Аверкиева мало кто знает.

Вл. Михневич в «Наши знакомые», как всегда краток, но ёмок по своей характеристике «знакомого», пишет: «Аверкиев, Д. В. – примечательный театральный критик и знаменитый драматург, известный больше под именем «замоскворецкого Шекспира», однако же, «Короля Лира» и «Гамлета, принца датского» не он сочинил, и это следует помнить. Творец многих превосходных российско-гишпанских исторических драм: «Каширская старина», «Франческа ди Римини», «Фрол Скобеев» и другие. Но самая гениальная из них—«Сидоркино дело», которая долго лежала в авторском портфеле и, подобно, своего рода, торпед, наводила ужас на алекеандринских бенефициантов, пока г. Аверкиеву не удалось, наконец, «заложить» ее, сколько помним, под ветхого г. Марковецкого, которому, всё равно, нужно было разваливаться. Последнее же и самое наигениальнейшее его творение – „Трогирский воевода", драма историческая и истерическая, стихоточивая, слезоточивая, кровоточивая и огнедышащая, душу из зрителя выматывающая, по коже морозом подирающая и дыбом волосы на голове поднимающая… Увидеть—умереть»!

Добавить могу одно, меня это удивило – хорошо владея французским языком, Аверкиев взялся за перевод «Полного курса физики» по сочинению Жамена и Вюльнера. Полного!?

Переводил «Фреду», поэму французского поэта 17 века Расина Жан Батиста. Но в наше время в обиходе тютчевский перевод поэмы. В отношении перевода «Фреды» Аверкиевым анекдотическую подробность рассказывает Вл. Лихачов. События происходят на Гороховой улице,33, где размещалось Русское литературное общество (вследствие чего его прозвали «Гороховым»). Заслушав очередное авторское чтение литературного произведения, Аверкиев с важным, гордым (чего у него было всегда через край) видом не дав обсудить присутствующим только что прочитанный стих, достал из бокового кармана пиджака слегка помятую рукопись. Как оказалось, перевод расинской «Фреды» и слегка откинув голову назад, стал декламировать. «Читал Аверкиев хорошо, хотя и сиплым, бедным интонациями, голосом. И перевод оказался хорошим. Но и при таких условиях трудно было слушать тягучий александрийский стих, в больших порциях (на русском языке) производящий впечатление не то бесконечного машинного ремня, не то выгоняемого врачебными средствами солитера. Вообще остаюсь при убеждении, что этот стих русскому языку несвойствен и может быть терпим только в небольших лирических вещах—элегиях и пр. За чтением, как всегда, последовали прения. Пока обсуждались общие вопросы, не затрагивавшие перевода «Федры», в прениях принимал участие и Аверкиев: но, как только заговорили о самом переводе, он решительно заявил, что ничего больше не слушает и ни на что не возражает. Кто-то спросил его:

– Для чего же вы нам свой перевод читали?

– Для того, чтобы показать, как, по моему, следует такие вещи переводить.

– Но ведь должно же вас интересовать, какое впечатление производит ваш перевод на других…

– Нисколько это меня не интересует.

– Ну да, конечно… Перевод—не своё произведение…

– Все равно: своё ли, чужое ли. Какое мне дело до того, нравится кому-нибудь мое произведение или не нравится! Лишь бы мне нравилось.

– Могут же быть сделаны, однако, замечания, которые каждый автор примет с благодарностью…

– Замечания? С благодарностью? Да такого автора на свете нет»!… Сам себе на уме был Аверкиев.

Газета «С.-Петербургские ведомости» впервые вышла в начале 1728 года и являлась первой русской газетой. Это была четырёхстраничное издание с новостями, отстававшими порой на несколько недель. За свою историю существования она имела разных редакторов, которые для популяризации и роста её тиража вносили новые рубрики в газету. В 1883 году арендатором, редактором газеты становится писатель В.Г.Авсеенко. Он старался лавировать между либеральным взглядом и официозным, государственным взглядом на устройство российской государственности. Редактором он был 13 лет. Автор саркастических строк на фото Авсеенко, предсказывающий умирание газеты, оказался не прав. Газета пережила грозные годы революций начала 20 века и даже выходит в наше время.

Надо отметить, что тиражи столичных газет возросли во второй половине 19 века. Реформа 1861 года об отмене крепостного права привела к изменению формы цензуры в печати. Благодаря росту либерального движения было упразднено Главное цензурное управление, и функции его переданы одному из ведомств министерства внутренних дел, преобразованному в Главное управление по делам печати. В 1865 году был издан новый цензурный устав, по которому от предварительной цензуры освобождалась столичная периодическая печать. Конечно церковная, театральная и иностранная цензура сохранялась. В уставе было введено понятие – предупреждение редакторов Министром внутренних дел о нежелательном издании той или иной публикации. Три предупреждения означали прикрытие издательства на 6 месяцев или полное закрытие. 21 августа 1865 года «Санкт-Петербургские ведомости» получили официальное предупреждение – первое в истории российской печати. В 1866 году Ведомости получили три предупреждения и три месяца, не шесть!!!, не издавались.