Константин Белов - О мечтательной ипостаси нашего разума

И пришли ещё на память мудрейшие и добрые, – милосердные! – в далёкой древности сказанные слова: «Дойдёт тот, кто не знает пути». Тот, кто сказал эти слова, понял главное про жизнь человеческую и жизнь природы: движение всего сущего – оно бесконечно сложно, непредсказуемо и непостижимо. Оно – стихийно оно! Понять про него в той его части – наисложнейшей! – что есть человеческая жизнь, можно только одно лишь: «надо трудиться и терпеть» [1] Мудрые слова эти принадлежат одному из героев рассказа А. Чехова «В овраге», – плотнику по прозвищу Костыль. . И тогда-то вот, может быть, уцелеешь ты в этом великом – вечном – хаосе жизни.

Ну, пойдёмте дальше с нашим этим говорением про поиски всяких правд про нас? Вы, думаю, согласитесь с утверждением, что фальши в нашей жизни имеется преизрядно. То есть не станете вы отрицать, что словами мы пользуемся не только для выражения наших мыслей и чувств, а очень нередко и для сокрытия оных. Отчего это так с нами? А это потому так, что по правде если (это то есть по совести ) – это нам обычно непосильно устраивать именно так нашу жизнь. И потому живём мы по тем правдам, которые субъективные. Они же суть всё такие соображения, которые… к нашей выгоде которые!

Скажите: ну можно ли строго так уж вот судить нас, людей, то есть совсем таких обыкновенных? Живем, как можем. Ведь выживаем – чего ж там ещё-то?!

Но случается же, чтоб не по правде (= не по совести) поступать и тем людям, которым сил отпущено природой очень и очень немало. Дмитрий Шостакович вот. Он пришёл домой однажды (в известные те годы) и заплакал. Сказал своим домашним: «Меня загнали в партию!».

Или из очень давних вот времён пример один. Вы помните, конечно, кем и при каких обстоятельствах были произнесены слова: «А всё же она вертится»?

И ещё вот пример отступничества от правды: трактат Павла Флоренского «Предполагаемое государственное устройство в будущем». Сквозная мысль этого сочинения отца Павла – это соображение про то, что есть – должны быть! – ведомые и ведущие. Слушайте вот: «Построить разумное государство – это значит сочетать свободу проявления данных сил отдельных людей и групп с необходимостью направлять целое к задачам, неактуальным индивидуальному интересу». И дальше ещё про то же: «Требуется лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого склада. Это лицо на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество».

«В основе внутренней политики государства лежит принципиальный запрет каких бы то ни было партий и организаций политического характера». (Там же). Вы спрашиваете, как мог Флоренский сделаться иерофантом тоталитаризма? Так ведь бредовые эти мысли высказывал он не на свободе, а в тюремной камере на Лубянке. А в этом заведении ещё чего много и бредовее-то запеть можно было.

Нет, не высшая это ценность – государство. И не высшая та ещё ценность, которая – церковь. Вы говорите, что без них не обойтись нам? Да, это так. Но молиться чтобы на них?! На них, таких-то ведь несовершенных? Да что-то там – всяко-всяко ведь греховных!

Чтить, полагаем мы, можно лишь то, что есть самое лучшее в самом человеке, – его личные созидательные силы. Только в них, в эти именно силы, безусловно верим мы, и только в них видим мы наше спасение. То спасение, которое будет, если и не совершенно безупречным – это если судить о нас по меркам высшей нравственности, но всё же… всё же куда менее греховными, чем те «спасения», которыми чаще в сего-то жило и живёт большинство людей.

Мне рассказывали об одном селекционере из Быковского района (знаменитые арбузные это места). Ему удалось вывести замечательный сорт арбуза – всего себя вложил он в эту долгую-долгую селекцию. Но в его отлучку куда-то на несколько дней жена его перемешала случайно лотки с проращиваемыми семенами. Вернувшись домой и увидев, что случился этот разор, выращиватель этот избил – в горести, страшной горести – свою жену. Его посадили в тюрьму. Выйдя из неволи, он уже ничем не стал заниматься и вскоре умер, забытый всеми. Нет, не всеми. Местный богатый предприниматель – сам , догадываемся мы, азартный, творческий тоже человек – поставил на могиле селекционера стелу с его именем, а ещё и мраморную наземную плиту с каменным зелёно-чёрно-полосатым арбузом.

Что можете сказать вы про эту-то вот историю? Тронула она вас? И сильно ведь, да?

Вернёмся давайте сейчас снова к разговору об ведомых и ведущих, т. е. к разговору про пасторство – это про то, которое со стороны государства или же со стороны церкви.

Образчики «пасторства» со стороны государства – они всем хорошо известны. Вот эти образчики: «Православие, самодержавие, народность». А в недавнем прошлом: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». «Народ и партия едины».

Ну и, конечно, по паркам «культуры и отдыха» – щиты эти с «моральным кодексом коммунизма».

Сейчас же… что там сейчас? Ещё не придумали какую-нибудь «общенациональную идею»?

Послушайте, возможно ли было такое, если бы в нашей стране было б не личное или партийное руководство/наставничество (вроде бы так чаемое Павлом Флоренским), а была бы возможность открытого обсуждения устроения жизни нашего общества?

Но будут дискуссии всякого рода пресекаться – расстрелами, повешеваниями, отравливаниями газами. Вы ведь многое знаете про всё это такое-то?!

Вы помните, конечно: «он самый способный человек в партии и – он навязал нам дискуссию о профсоюзах…».

Вам скажут в оправдание всех этих жестоких пресечений: это потому так, что «время было такое» и что «приказы не обсуждаются». Только смотрите: «время такое» вроде бы прошло уже, а у нас к «дискуссиям» отношение-то всё прежнее?! Прежнее потому, что без этих самых дискуссий всё вроде бы эффективнее, результативнее будет что ли?

А что, может быть, и действительно так оно с дискуссиями этими всякими – всегда оно так надо? Нет, тут нелюбовь эта к дискуссиям оттого, что при их если запретах – тогда просто очень поудобнее будет властям! То есть поудобнее будет для поддержания ими этой самой ихней-то власти.

А что касательно результативности действий власти, то… вот что Уинстон Черчилль про управление государством говорил: «Парламентаризм очень неудобный образ правления. Но лучше этого способа пока ещё ничего не придумали».

Ну а что можно сказать про то «пасторство», которое есть со стороны церкви? А то, что можно сказать и про всякое другое пасторство: к нему не чувствуешь неприязни только лишь в том случае, если оно есть не поучение словесное, а есть оно подание живого примера устроения жизни по правде (= по совести) самого пастыря, будь-то пастырь церковный или же светский.