Константин Белов - О мечтательной ипостаси нашего разума

Таковое же – близко к такому – можно наблюдать не среди тех, кто ортодоксально религиозны, не среди правоверно-партийных, а единственно среди тех, кто живёт не по заповеданному когда-то и не по предписаниям нового времени (которые якобы суть требования от самой реальности, от её будто бы необходимостей), а кто живёт – единственно! – по своей совести. И это потому так, что совесть никогда не бывает неправой, не ошибается она. И если кто следует нашёпотам своей совести, он будет всегда правым: ведь совесть есть производное от миллионнолетнего опыта жизни человека, – она есть уже давным-давно нравственный наш инстинкт . И через этот инстинкт мы всегда безошибочно знаем, что есть добро и что есть зло.

Вы, может быть, скажете, что эти наши говорения про совесть – это всё праздномыслия и только? Что у нас нет никакого чувства реальности? Ну что ж, давайте продолжим вешать всех этих умников/максималистов, как делали это – очень так мудро! – со своими отдельными неправоверными древние болгары: на дубы их, да !

В Китае тоже вот в XI веке император отдал приказ собрать всех, кому многое, тогдашнее, не по ихнему было уму/чувству, – сыскать их всех и живьём закопать. Ослушников на этот приказ не нашлось: вот оно, настоящее-то, предельное – «идеальное», значит – единоначалие!

Послушайте, вы когда-нибудь перестанете всё оправдывать да оправдывать все эти несчётные неправедности всеми этими «насущными необходимостями»?!

Ну, пусть даже если они и в самом деле так уж необходимы все эти некрасивые, жёсткие «правды». Но чтоб осуществителей этих «правд» так уж нам почитать?! Любить даже их?!

Сказал же Варлам Шаламов: «Всё, что я понял про власть, я унесу это с собой в могилу».

Ну, это Шаламов. Но большинство-то – они хотят верить своим пастырям, – не могут они обходиться без этой своей веры-то!

Но не должно, думается нам, смиряться перед тем реальным фактом, что тяготеет масса народа именно к вере, а не знанию.

Послушайте, ведь не смиряемся же мы с тем вот фактом, что всё тем же самым массам нравятся низкого сорта литература, фильмы? Что их вкусу не претит парковая, мелом белёная, бетонная скульптура ( советских времён) и не отвращаются они от того же художественного уровня многих этих мемориалов ? Так то же всё художественное, т. е. оно как-то само вроде бы по себе – оно как бы так необязательное нам: хочешь – пользуйся, а нет если – ну и ладно. Про него даже можно более-менее и высказаться нам. Да и то: не очень ведь и свободно, не так , что ли?!

А вот уж когда дело имеешь ты с общественными институтами…

Только правда всё же – она всегда была, есть и будет. Будет она за художественным. За тем художественным, которое подлинное. Это то есть то, которое – о вечной, всечеловеческой правде. Всё прочее же, которое «художественное» – оно всегда уходит. Бесследно уходит. Остаётся же… – мы ведь знаем, это бессмертное художественное. Какие, спрашиваете, произведения бессмертны? Да они те, в которых всё говорится и говорится о вечных поисках человеком путей к истинному, доброму, прекрасному.

То есть повторим это опять про подлинное художественное: оно есть всегда такое, в котором наша реальность представлена в свете идеала .

Вы ведь различаете первородное христианство от христианства воцерковленного?

И, конечно же, очень видите вы отличие повести Льва Толстого «Казаки» от кинопоэмы «Кубанские казаки» Ивана Пырьева?

Подлинное… мы все всё про него понимаем/чувствуем очень верно. Это так потому, что знаем мы всё про себя по наивернейшему нашему инстинкту – это по инстинкту, значит, счастья. Счастье же наше – это жизнь по самому себе, – по своей собственной воле. Это когда все деланья твои – они действительно по твоей – исключительно по твоей! – потребности.

Но при всём нашем верном понимании про наше счастье, мы все – и это почти без исключения! – только томимся по нему и не решаемся – нет, не решаемся! – попробовать его, наше счастье, реально чтоб как-то обрести.

Вы помните, что у Антона Павловича Чехова говорится о счастье? Да, тема порывания из обыденного к счастью – это ведь сквозная тема всего его творчества (об этой теме в произведениях А. Чехова речь ещё впереди).

Верно, да: чтобы быть счастливым, надо обладать каким-либо талантом. Быть то есть способным к созиданию какого-либо нового , к перевоплощению своего лучшего – в то или иное материальное. А чтобы такое тебе удавалось… много-много мужества должно будет тебе проявлять и проявлять. А если мужества в тебе нет – то все эти порывания, томления и даже стреляния в себя – никакие это будут вовсе не трагедии, а – у Чехова! – комедии ведь всё это, ко-ме-дии!

Но, согласитесь, есть ведь отчаянники, которые и впрямь решаются жить по своим влечениям – жить по своему сокровенно мечтаемому.

Вот, смотрите: портрет нашего местного (волжского) художника Владимира Юнака, написанный его другом Александром Маканиным.

Браво, Александр Маканин, браво! И браво, конечно же, вашему другу Юнаку! Оба вы в один голос – в одну мысль, в одно чувство! – сказали нам как/чем живёте вы. Сказали/напомнили нам, что есть ценности подлинные – ценности вечные, непреходящие. Сказали вы ещё и про то, чем/как приходится расплачиваться за верность всему тому, что есть настоящее.

А мы-то вот с вами… мы как устраиваемся? Исхитряемся, чтоб и этого было у нас, и того вот ещё, и этого? Всё компромиссничаем да компромиссничаем, да?

Только эти вот двое, Маканин да Юнак, они, думается нам, – всмотритесь-ка во все детали этой картины-портрета! – вовсе не печалятся они о своём отказе от тех радостей – сугубо таких реальных, которыми живёт большинство сегодняшних людей.

Маканин и Юнак печалятся совсем о другом! Они печалятся о нас с вами – давайте признаемся! – нищих духом.

Взгляд у Юнака – в треть оборота лицо его к нам. В треть оборота – это не потому так, что он… нет, он не презирает нас, он сочувственен – грустно сочувственен! – к нам. Он будто бы говорит нам: вы, может, наконец, поймёте как/чем можно – должно! – всем нам жить ?

Сине-зелёные тона этого полотна Маканина… тона, главенствующие во всём летнем Природном. И этими же красками живого Природного выписана и вся фигура художника Юнака.

Скажите, вы сейчас слышите лепетанье, шорох листиков этого вот ивового кустика? И этот ещё дух горьковатый, идущий от него? Вам блаженно быть сейчас? Быть там – в картине? Быть перед ней? Скажите, вам хотелось бы быть… ну, на месте этого художника? Хотелось бы, да? Ну так попробуйте же сделать художественное из своей собственной жизни! То есть попробуйте жить по своей собственной воле…