Николай Серов - Символика цвета

В средневековой символике серебристо-белый имел такие значения, как Луна, женский принцип, девственность. Белый цвет связывался с серебром и ртутью. У алхимиков Луна символизировала «очищенные качества».

В те же времена вновь расцвели магические действия «посвященных». Считалось, что эти действия могут совершаться либо с помощью небесных сил (Бог, ангелы, святые и т. д.), либо с помощью нечистой силы (дьявол и его окружение). В первом случае магия называлась белой, а во втором – черной.

В Средние века белые одежды в миру носили преимущественно те, кто хотел «выказать чистоту и неподкупность сердца», что в хроматизме интерпретируется как проявление сознательного следования традициям общества. Белые флаги вывешивали и над тюрьмами, когда там не было преступников – в знак чистоты и милосердия. Белый флаг символизировал капитуляцию, перемирие, дружбу и добрую волю. Ибо белый цвет всегда сублимировал всю женственность нашего мира в ее обычных условиях существования.

В Новое время белыми стали называть монархистов (в период французской революции 1789–1794 гг.), это название являлось производным от цвета знамени сторонников короля. В Новейшее время (в период Гражданской войны 1918–1920 гг.) оно было перенесено на противников красных (большевистской власти в России).

Основное социальное значение белого осталось практически неизменным: цвет примирения, политической нейтральности – он принят во всем мире с одинаковым значением (флаг парламентера – белый). Таким образом, символическое значение белого флага вполне согласуется с семантикой белого цвета: традиционность, мир, социальность.

По своей природе белый цвет как бы нейтрализует действие полихромных цветов, да и вообще весь материальный мир. Не зря же во многих культурах существуют метафорические маркеры: белоснежная зима, белая память прошлого, леденящие просторы. Поэтому может быть легко понято и достаточно частое соотнесение белого цвета с пустотой, бестелесностью, выцветанием, с ледяным молчанием…

Размышляя об этом, Герман Мелвилл отметил: «…обыденный многовековой опыт человечества говорит о сверхъестественных свойствах этого цвета. Ничто не внушает нам при взгляде на покойника такого ужаса, как его мраморная бледность; будто бледность эта знаменует собой и потустороннее оцепенение загробного мира, и смертный земной страх».

На мой взгляд, писатель талантливо выразил достаточно объективную оценку белого цвета как сублимата человеческого сознания с его ужасающей логикой и сверхъестественными свойствами компьютера. И как после долгого разглядывания белой поверхности человек теряет на время способность различать цветные оттенки, так и взрослый считает эту логику своего сознания естественной, ибо с детства приучен к ее повседневности.

Однако стоит понаблюдать за взглядом грудного младенца, слушающего взрослых, или за глазами собаки, всем своим существом внимающей сверхъестественности вербальных команд, или, наконец, за взглядом кошки, ласково уничижающей сверхъестественность человеческого сознания, – и все становится на свои места.

Ведь именно рациональность сознания приводит ко все большему выцветанию красок детства (правда, сказывается и «белизна» прошлого, наслаивающего на эти краски свою леденящую лессировку). Мне кажется, основная причина – абсолютизация собственного сознания с его сугубо социальным процессом вербализации. Ибо только сознание человеческое способно опредметить смысл самого предмета не в каком-либо цветном предмете, а в абсолютно «белом» слове абстракции, которая включает в себя цвета всех предметов – подобно тому как белый свет включает в себя все оттенки спектра.

И социализирующееся сознание младенца как нельзя более восприимчиво к этому цвету. Наиболее наглядным хроматическим примером этому может служить замечательное правило, сформулированное еще Леонардо да Винчи: «Белое более восприимчиво к любому цвету, чем какая угодно другая поверхность любого тела».

Смысловая функция белого производна от света, от мистического просвещения. Белый – материнская (и женская) интуиция.

Лишь со временем (при взрослении) в этом белом мы бессознательно ощутим черное, которым наделен основной символ даосизма – Тайцзи. В младенчестве же мы весьма далеки от этого. Все мы – и мужчины, и женщины – рождены женщиной и, как правило, будучи младенцами, вскормлены ее грудью. И кормление, и белизна грудного молока, и белизна матери – все это прежде всего Материнская ипостась любви. И Эмиль Верхарн это выразил прекраснейшим образом в «Венере»:

Поэтому мне кажется маловероятным (по крайней мере, как это абсолютизировал Фрейд), чтобы младенец обладал либидо, сравнимым с материнским инстинктом. Иное дело – белизна памяти, хранящая образ нежности и неосознаваемости того действа матери с нашим бессознанием, которое лишь во взрослом состоянии перенесется на сексуального партнера противоположного пола.

Муза Пролеткульта Лиля Брик

И эта белизна как нельзя лучше согласуется с концепцией Юнга, согласно которой, в частности, архетип матери является вводящим нас в будущую жизнь, определяемую в младенчестве прежде всего собственной родительницей.

По психологическим параметрам воздействия белый цвет характеризуется такими свойствами, как светлый, легкий, холодный, блестящий и ослепляющий. Обыкновенно же белый цвет ассоциируется со святостью, чистотой и целомудрием. В аспектах гендерного сопоставления В. Г. Кульпина приводит множество примеров, которые выявляют именно женственную семантику белого цвета для нормальных условий существования:

Булат Окуджава также не мог обойти столь очаровательный факт:

Вообще говоря, как считают мужчины, к женщине, одетой в белое, можно относиться только с особым почтением, ибо она «кажется окруженной неизъяснимым магическим ореолом». А следовательно – и «возвышеннее, нежнее и недоступнее». По мнению современных психологов, женщинам в белом свойственны бескомпромиссность и некоторая холодность сердца.

С белым цветом непосредственно связана и «трусость» (если можно так сказать) – характеристика женского поведения. С позиций хроматизма женская «трусость» объясняется следующим образом. С одной стороны, бессознательная природа женщины ощущает свое природное предназначение и не позволяет себе, к примеру, «прыгать с моста, чтобы спасти героя дня». С другой стороны, социальность женского сознания не дает ей никаких оснований играть агрессивную и даже активную роль мужчины. Поэтому-то о трусости женщины и не принято говорить. Ибо это так же очевидно, как и присущий ей белый цвет.