Наталья Регинская - Св. Георгий Победоносец – небесный покровитель России в изобразительном искусстве Европы и России

Психофизиологическая основа восприятия у всех людей одинакова. Изменяется порядок сочленения психофизиологии с артефактами. Иудаизм, ислам и протестантские церкви христианства отказываются от изображений ради чистоты духовного видения. В христианстве же разработан порядок почитания икон (а в католицизме статуй). Христианский образный символизм противопоставлен античному миметизму, магическому образу – предмету (идолу), а также иллюзорному опыту новоевропейских картин. Духовные предметы неизобразимы, но в то же время они обладают высшей реальностью.

Христианство резюмирует то, что было известно античности, но, идя дальше, вплетая образ в отношении веры, открывает его внетелесное, смысловое качество. Возникают образ-абсолют, который нельзя увидеть, и его ускользающее подобие в человеке. Образ отсекается от предметного закрепления для более тонкого, духовного узрения.

В апофатической теологии Григория Нисского и Дионисия Ареопагита божественное существо лишено всяких утвердительных определений; религиозной чувственности представлено продвигаться в полном ничто, напитываясь эмоциями и преображаясь в восприятие сердца. Для победы духовности над плотскими чувствами человеку необходим идеал, к которому возможно обратиться сердцем и душой.

Христианские мистики учатся преодолевать разделенность внешних чувств и видеть Бога без помощи предметных образов. Детали зримой картины мира пропадают, действие замирает, и иногда частичные восприятия превращаются в единовидение. В отвлечении от конкретного вырисовывается образ-абсолют. Гносеологически образ есть смысл (мыслеобраз). Смысл недробим, в нем разнородный материал чувств засыпает в Едином. Вера видит то, что невидимо. Разумеется, внетелесное видение входит в противоречие с психофизиологической сутью зрительного восприятия и приближается к представлению, а если пользоваться юнгианской терминологией, это – архетипическое восприятие. Культурной лабораторией для него служит мистика; изображения-уподобления по внешнему (предметно – телесному) сходству заменяются внутренним уподоблением. Но такая радикальная инновация ломает доктрину и образа-портрета, и наблюдается перед ним. В средние века портрета не было, портретировалась душа. Поэтому средневековый образ переходит в диапазон уподоблений, который сейчас называется образом. Точнее, он выделяет один (не главный сейчас) аспект образности в главный. Он культивируется в письменной цивилизации, стремящейся увидеть невидимые смыслы. Этому предшествует смена мировоззренческих и культурных оснований античности-чувственного опыта – на закрытую систему текстуальных ссылок.

Мыслеобраз св. Георгия – неотделимая сердцевина духовного общения, появился в древности. Он, со временем, оказался в обрамлении новых изображений и слов, которые отмечают контур духовного видения. Уникальный опыт разносится, попадает в наставления, книги. Эта фаза рационализации (семиотизации) мистики, для которой нужен образ – артефакт, побуждается не столько потребностями мистического самовыражения, сколько массовой религиозностью бывшего античного мира, привыкшего к изображениям.

Иконы раннехристианского культа не дошли до нас, большинство из них сосредоточены вокруг евхаристии (святых даров) и почитания реликвий Христа и святых.

Самые ранние сохранившиеся иконы датируются IV в. В это же время создается иконография и изображения участвуют в церковной службе.

Принимая изображения, церковь должна была совместить их с изначальным определением христианства как религии Бога-слова. Книжное начало оберегалось образованным клиром, который был вынужден делать уступки чувственности народа. Образность картин и статуй принималась при следующих условиях: она ставилась в подчиненное положение по отношению к Писанию и сама должна была проникнуться духом слова.

Церковь неоднократно уточняет статус образа. Никейский собор 787 г. подтверждает догмат иконопочитания. Константинопольский собор 869–870 гг. уподобляет образы письменности. Образы служат для того, чтобы учить неграмотных Писанию. Спиритуализация образа – это попытка создать книжно-письменную ментальность с главенством смысла над предметом и предметным значением. Смыслы отдаляются от мира и образуют самостоятельную сферу, преобладающую над повседневным существованием. [5] Шкуратов В. Историческая психология. – М.: Смысл, 1997. – С. 123.

Великомученик Георгий – один из самых почитаемых в мире святых. Жители Византии возносили ему молитвы уже в IV веке. Изображение святого Георгия охраняло ворота, ведущие в Рим, а в Галлии монастырь в честь великомученика Георгия был основан еще ранее – в 491 г. Известно огромное количество списков житий Святого, разнящихся по указаниям мест его рождения и мучений, а также множество признанных Церковью и апокрифических описаний, совершенных святым великомучеником Георгием чудес.

Почитание Георгия, начавшись с IV века, приобрело широкий размах, распространившись на Малую Азию, Сирию, Палестину, Кавказ, Балканские страны и Западную Европу. Ему поклонялись как мученику, так и воину.

Георгий стал святым патроном византийских императоров (очевидно, в V веке), [6] Веселовский А. Народные представления славян. – М.: ACT: ACT МОСКВА, 2006. – С. 30. и изображение его украшало стену Большого дворца в Константинополе. Образ чеканили на монетах Комнинов и Палеологов.

Греческие иконы распространяются во все области византийских завоеваний. В VI веке появилась икона Богоматери с предстоящими св. воинами Феодором и Георгием в монастыре св. Екатерины на Синае.

Изображенное в иконе – сопряжение разноплановых и разновременных пластов, объединены символическим контекстом Богоматери с Младенцем, восседающей на престоле, рядом с которым предстоят святые, вверху ее образ фланкируют ангелы. В сложной структуре иконы нет прямого соприкосновения с реальностью. Контраст уровней бытия представленных персонажей подчеркнут разными художественными приемами. Земные персонажи – Феодор и Георгий – написаны условно. Их фигуры фронтально, столпообразны (они – столпы истовой молитвы), недвижны. Абрисы их ликов схематичны; одеяния – более плотны и реальны, чем облаченные в них бестелесные персонажи. Письмо ликов демонстрирует искушенность аскезой: плоть совершенно непластична, лишена объема, смугла или бледна, озарена жарким румянцем экстаза.

Совсем иначе написаны ангелы, в страхе откинувшиеся от видения чуда «невместимого Бога – всем вестимого человека». Эллинистическая техника письма их фигур и ликов, всемерно подчеркивающая телесность, весомость, материальность объемов, определена демонстрацией их небесного (совершенного) бытия. Одновременно ангелы так же неподвижны и застылы, как фигуры мучеников, и напоминают скорее исполненные в живописи мраморные статуи. X. Бельтинг [7] Билтинг X. Образ и культ. История образа до эпохи искусства. – М.: Прогресс – Традиция, 2002 – С. 154. высказал мнение, что они списаны с античных образцов – может быть, каких-то рельефов или мраморных статуй. «Инаковость» тел ангелов фиксируется особым способом: они не имеют цвета. Их «мраморность» – знак того, что явлены они взору благодаря небесному лучу, сходящему на Богоматерь, тем самым ангелы – видение, и в сознании византийцев они бесцветны или, точнее, являются воплощением чистого света.