Коллектив авторов - «Я поведу тебя в музей…» Истории, рассказанные музейщиками России

– Так может, напишем Ельцину? Я готов это сделать хоть сейчас.

И, отодвинув в сторону чашечку кофе, Евтушенко попросил листок бумаги и начал писать. Письмо вышло большим, на двух страницах. Евтушенко пообещал сам отправить его в Кремль и пригласил на премьеру своего фильма. К сожалению, в тот вечер пойти в Дом кино не удалось и, извинившись перед гостем, мы пригласили его вновь побывать у нас.

Недели через две мне позвонили из Министерства культуры и сообщили, что им переслали письмо Евгения Евтушенко и что мы должны срочно представить все материалы относительно работ по гидроизоляции Пушкинского музея.

В тот раз решить вопрос о проведении этих работ даже с помощью знаменитого поэта и депутата не удалось. Однако комплект документов вскоре нам очень пригодился, так как в преддверии пушкинского юбилея музею было выделено необходимое финансирование «для проведения полномасштабных ремонтно-реставрационных работ, включая проведение работ по гидроизоляции здания», которые были выполнены в полном объеме.

Прошло четырнадцать лет.

В начале апреля 2004 года в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии состоялся юбилейный творческий вечер Евгения Евтушенко. Незадолго до этого Царскосельскую художественную премию решено было присудить Евтушенко, а мне предложили ее вручить на сцене Большого зала филармонии. Юбилейный вечер вел известный сатирик Михаил Задорнов. Когда, выйдя на сцену, я сказал добрые слова юбиляру и вручил ему премию, я заметил в кулисах ведущего. Скажу честно, мне показалось, что сейчас сатирик прокомментирует этот момент юбилея. К счастью, этого не произошло.

По окончании вечера Евтушенко пригласил своих гостей в знаменитую «Бродячую собаку» – прибежище поэтов Серебряного века, с любовью восстановленное в конце XX столетия. Расходились мы, как и принято было в «Бродячей собаке», уже в ночи. В тот вечер здесь не только пировали, но и читали стихи юбиляра, а также слушали его истории и комментарии к их появлению на свет.

На другой день поэт с женой вместе со своим другом, художником Олегом Целковым и его супругой, прибывшими из Парижа, появились на Мойке, 12. Разумеется, в директорском кабинете за чашкой чая вспоминали вчерашний вечер. Евтушенко сказал:

– Как давно я здесь не был. Уже лет двадцать.

– Да нет, меньше. Всего четырнадцать лет, – ответил я.

– Не может быть. Я точно не был у вас не менее двадцати лет.

Спор становился бессмысленным, и я положил перед гостем ксерокс его письма, написанного в этом же кабинете ровно четырнадцать лет назад.

– Надеюсь, вы хорошо знаете свой почерк.

– Да, это моя рука. А я уже и забыл об этом. Действительно, прошло четырнадцать лет. Ну что, помогло вам это письмо?

– Не сразу. Однако оно стало одной из тех капель, что стену точат. И в итоге весь объем работ был завершен к двухсотлетию Пушкина.

Мы пошли осматривать музей. Я заметил, что к пушкинскому юбилею мы открыли на втором и третьем этажах дома над квартирой Пушкина литературную экспозицию, посвященную его жизни и творчеству.

Гости с интересом осмотрели ее, а закончили обход, разумеется в пушкинской квартире на первом этаже.

– Да, – задумчиво произнес Евтушенко, – сюда надо приходить как можно чаще.

– Надеюсь, вы появитесь здесь не через четырнадцать лет.

– Обещаю, раньше.

Свое обещание он сдержал, появился в музее через три года. И опять в выходной день. И вновь, как пятнадцать лет назад, развел руками:

– Я всего на день в Питере. Не могу не побывать в пушкинской квартире.

[6] © О. Г. Щербановская, текст, 2017

Я хочу рассказать о нашем знаковом, уникальном, ярчайшем экспонате, о Янтарной комнате, об истории, связанной с ее открытием. Все знают, что она пропала в годы войны, и поиски ее не дали результатов. Потому надежда на воссоздание Янтарной комнаты владела общественным сознанием очень долго. Воссоздавалась она не один год. Об этом раньше очень много говорили. Больше всего мы слышали о ней от наших ветеранов войны. Они приходили в музей, иногда даже плакали: «Ой, когда же это произойдет, мы не доживем до этого дня!» Мы их успокаивали, внушали оптимизм, надежду. Понимаете, воспоминания этих людей, это тоже история – очень важная для нас; ведь они видели эту комнату еще до войны!

И вот именно поэтому Иван Петрович Саутов, который был тогда директором нашего музея, сделал так, что ВПЕРВЫЕ двери Янтарной комнаты открылись именно для них – для наших ветеранов, блокадников…

Я очень хорошо помню этот день, 9 мая. Первое открытие Янтарной комнаты. Это был вторник, выходной день в музее. Но для наших гостей двери его открылись. Мы все очень волновались – особенно наши ветераны, те, кто помнил эту комнату до войны. Боялись разочарования. И я, конечно, волновалась не меньше других…

Помню, мы вошли в Янтарную комнату и остановились. Наступило молчание. Молчали мои ветераны, я сама не могла выговорить ни слова, забыв о том, что я на работе и должна что-то рассказывать людям. Эта комната… она нас всех просто затянула в себя… Потом я опомнилась и стала говорить, даже не помню, что именно. Но и они, мне кажется, не слушали. Мы все были поражены, мы просто утонули в этой комнате невероятной красоты, невероятной энергетики. Эту минуту молчания я хорошо запомнила.

Потом мы их поили чаем с бутербродами и тут-то они разговорились, стали вспоминать, что было раньше. И почти каждый произнес такие две фразы.

Первая: «Слава богу, дожили!»

И вторая: «Такой красоты не видели. Эта комната лучше старой!» Это воспоминание о первом посещении Янтарной комнаты нашими гостями останется у меня на всю жизнь…

[7] © Е. Г. Перова, текст, 2017

В Историческом музее хранится огромное количество памятников истории: пять миллионов музейных предметов и четырнадцать миллионов листов документальных материалов – это почти на два миллиона музейных предметов больше, чем в фондах Государственного Эрмитажа. Конечно, далеко не все произведения живописи и декоративно-прикладного искусства являются шедеврами мирового уровня, но все они – свидетельства эпохи, яркие явления своего времени, как, например, обширная коллекция детских рисунков периода Февральской революции и Первой мировой войны.

Более сорока лет я проработала в Историческом музее – сначала как реставратор, потом как научный сотрудник, хранитель фонда графики XIX века, так что мне довелось подержать в руках около двадцати тысяч произведений искусства, либо приводя их в порядок в реставрационной мастерской, либо изучая в фонде. И чего только мне не приходилось реставрировать: книги рукописные и печатные, газеты, документы разного рода, плакаты, карты, гравюры, рисунки, акварели и пастели – и даже шоколадку! Музей готовил выставку рекламного плаката и упаковки, а внутри одной из оберток сохранился кусочек шоколадки – он треснул, и пришлось эту трещину подклеить, чтобы не разваливался дальше.