Ирина Стрелкова - Там за морем деревня…

— Мария Владимировна, пойдемте с нами, нечего вам тут одной маяться.

Я села позади ребят, за последнюю парту.

Вышла отвечать Наташа Осокина. Елена Сергеевна тут же поднялась из-за стола и отошла к окошку, показав, что не хочет ставить девочку в неловкое положение. Наташа отвечала Таисии Яковлевне. Мне её ответ понравился, но Таисия Яковлевна всё время недовольно качала головой. Затем она спросила Наташу, какие герои Салтыкова-Щедрина, кроме Иудушки, встречаются в произведениях Владимира Ильича Ленина. Наташа не смогла вспомнить. Не ответила Наташа и на второй, дополнительный вопрос.

— Очень жаль, — сказала Таисия Яковлевна. — Я вам задала самые простые вопросы. На вступительных в МГУ спрашивают гораздо строже.

Я очень огорчилась за Наташу. Она так любит литературу и вдруг сплоховала.

После экзамена все собрались во дворе школы. Елена Сергеевна вышла к ребятам и стала по списку сообщать отметки по письменной и устной литературе. У Наташи оказалась за письменную тройка и по устной тоже тройка, хотя в году были только «четыре» и «пять».

Бедная девочка буквально изменилась в лице.

— За что мне тройки? За литературу или за то, что я вам сказала после сочинения?

Класс молчал, ошеломленный Наташиными словами. Наступила абсолютная тишина.

— Успокойся! — Елена Сергеевна чуть-чуть повысила голос. — Отметки ставит не один человек, а комиссия.

Кто-то из ребят присвистнул, — кажется, Фисюк. Елена Сергеевна дочитала до конца список класса. Фисюк радостным воплем приветствовал свои тройки по письменному и по устному. Опять наступила тишина. Её прервал дрожащий и гневный голос Наташи:

— Никогда больше не перешагну порог этой школы… Никогда! — Она закрыла лицо руками и убежала.

— Психоз! — бросил кто-то из ребят.

Весь класс стал упрашивать директора переправить у Осокиной тройку — хотя бы по устному. Елена Сергеевна объяснила, что это невозможно, и попросила ребят поговорить с Наташей, постараться её успокоить.

Следующим экзаменом была письменная по алгебре. Я не сомневалась, что увижу Наташу за столом в актовом зале, — ведь с учителем математики у нее конфликта не было. Но вот уже звонок, а Наташи нет. Спрашиваю ребят, где она, но никто, оказывается, её не видел после устного по литературе.

— Мария Владимировна, — говорит мне директор, — не в службу, а в дружбу — сходите, пожалуйста, за Осокиной.

Я не шла, а бежала. Каждая минута дорога. Прибегаю к Осокиным — Наташа дома, за чтением какой-то книги. Я кинулась её уговаривать, она — ни в какую.

— Не хочу мириться с ложью и обманом.

— Кто тебя обманул? — спрашиваю я в отчаянии.

— Школа. Никогда больше не переступлю порог, пока там царят очковтирательство, мелкая мстительность, обман.

— Наташа, опомнись! — прошу я. — Разве я тебя обманывала? Ты подумай, из-за глупого упрямства ты можешь остаться без аттестата. Да и школе какая неприятность!

— Нет, — отвечала Наташа на все мои уговоры, — не пойду!

Мне стало обидно до слез. Ведь я учила Наташу писать и считать. Сгоряча я бросила ей, что во всём виноват её отец. Не надо было мне так говорить, но я очень расстроилась. Мои необдуманные слова окончательно ожесточили Наташу. Несолоно хлебавши, я пошла обратно в школу. Моя весть поразила Елену Сергеевну, но меня она ни в чём не упрекнула. Тут же нашему завучу Евгению Савельевичу было дано указание поскорее оформить документы, дающие Наташе Осокиной право получить аттестат зрелости без сдачи экзаменов. Завуч заверил Елену Сергеевну, что всё будет сделано, потребуется только справка из поликлиники о нервном переутомлении.

У меня от волнения, оттого, что бегала туда-сюда, заболело сердце. Я пошла в учительскую, глотнула валерьянки с ландышем. Евгений Савельевич тоже приходит в учительскую, садится за свой стол. И говорит со злостью:

— Вот она, несчастная наша педагогика. Нам плюют в глаза, а мы утираемся и начинаем хлопотать за того, кто в нас плевал.

Только он это сказал, входит Вера Платоновна в ужасном состоянии. Очки перекосились, волосы растрепаны, блузка выбилась из юбки. Я сразу к ней:

— Не волнуйтесь, всё улажено. Наташа получит аттестат. У неё сильное нервное переутомление. Возьмите в поликлинике справку.

Вера Платоновна отмахнулась от меня, как от назойливой мухи.

— Моя дочь абсолютно здорова!

Что ты сделаешь с этими людьми! Можно ли так говорить при Евгении Савельевиче! Вера Платоновна его прекрасно знает, вместе работали. На свете нет второго такого труса, перестраховщика. Я буквально застыла с раскрытым ртом, а она подходит к завучу и говорит:

— Могу ли я посмотреть сочинение моей дочери?

Я жду, что он увильнет, отговорится инструкцией, но Евгений Савельевич встает и уходит испросить разрешения у начальства. Пока он ходил к Елене Сергеевне, я тщетно пыталась уговорить Веру Платоновну не затевать истории. Евгений Савельевич вернулся и сказал:

— В виде исключения можете посмотреть сочинение дочери. — Затем он многозначительно взглянул на меня. — Мария Владимировна, прошу и вас присутствовать.

Иду с ними в кабинет директора. Евгений Савельевич усаживает Веру Платоновну за директорский стол, достает из сейфа стопку сочинений, находит работу Наташи и почему-то просит меня передать листки Вере Платоновне. Я отдаю ей работу Наташи и сажусь напротив в кресло. Евгений Савельевич отходит и устраивается в уголке дивана.

Стоит полная тишина. Вера Платоновна читает, поджав губы. Потом хватает со стола красный карандаш. Евгений Савельевич вскакивает и подбегает к ней.

— Нельзя!

— Тут ошибка! — возмущается Вера Платоновна. — Пропущена запятая!

— По новым правилам здесь запятая не ставится, — объяснила я, перегнувшись через стол и заглянув в сочинение Наташи.

Вера Платоновна недоверчиво пожала плечами. По мере чтения лицо её ожесточалось. Вера Платоновна нашла всё-таки две не замеченные Еленой Сергеевной ошибки.

— С любым учителем может случиться, — говорю я ей. — Сами знаете… Устанешь, пока проверишь столько сочинений.

Она опять отмахивается от меня, как от назойливой мухи.

— Я думала, что моей дочери занизили отметку, но оказывается наоборот. За сочинение ей полагается не тройка, а двойка. Я не знала, к сожалению, что мою дочь в школе не научили писать грамотно! — Бросила сочинение на стол и вышла, не попрощавшись.

Евгений Савельевич вложил сочинение Наташи в стопку и запер в сейф.

— Очень хорошо, что всё произошло при свидетеле, — сказал он мне со вздохом облегчения.

Я, по правде говоря, удивилась. Чего уж тут хорошего? Для школы ужасная неприятность. И Наташу очень, очень жалко.

Мой класс продолжал сдавать экзамены. Наташа сидела дома. Никто к ней не пришел, кроме «тёти Степы» — Вали Гетмановой.