Ив Греве - Мето. Остров

— Знаю, тут воняет, — объясняет Ева. — Мне пока не удалось избавиться от смрада. Хамелеоны притащили сюда давнишний труп, который Дом пообещал им вернуть. Они хотели, чтобы я закрыла ему глаза и прочла несколько заклинаний на моем «языке». Тело пробыло здесь не больше десяти минут, но запах продержится несколько дней. После обеда они сожгли труп. У него были кровоподтеки на внутреннем сгибе локтя, так бывает, когда неаккуратно делают укол в вену. Впрочем, похожие синяки бывают на всех телах, что возвращают из Дома.

— Почему?

— Не знаю.

— Скажи, ты можешь дать обезболивающее для моего друга Страшняка, у него сильно ломит суставы?

— Нет, такое я никогда не лечила. Здесь все молоды. Страшняк ведь из бывших солдат, да? И ты ему доверяешь?

— Не вполне, но он дает мне дельные советы.

— Ну хорошо. Я посмотрю в справочнике и пороюсь сегодня ночью на складе медикаментов в Доме.

— Если позволишь, я пойду с тобой и загляну в спальню.

— Не боишься туда возвращаться?

— Боюсь, но я должен это сделать.

Ева наклоняется, берет одну из своих тетрадей и передает мне. Она толщиной с книгу и явно не из Дома. Я открываю первую страницу. Ева накрывает мою руку своей и серьезно говорит:

— Я доверяю тебе, Мето.

— Спасибо, Ева.

Пока я читаю, она молча сидит рядом. Не прошло и нескольких минут, как чтение целиком захватило меня.

14 марта 1975 г.

Я долго смотрела на твои белые страницы, прежде чем решилась начать. Не то чтобы я не хотела: я чувствую себя совершенно одинокой и не знаю, с кем поделиться. Здесь никто никому не доверяет, и в колледже, и дома. Моя подруга Элла сказала мне: когда ведешь дневник, становится легче. Похоже, ей это помогает.

Хватит ли мне смелости? Смогу ли я довериться тебе? Очень сомневаюсь, когда смотрю на смехотворный замочек, который якобы защищает тебя. Как отреагировали бы мои родители, если бы узнали, что я на самом деле о них думаю?

15 марта 1975 г.

Элла сказала мне еще одну важную вещь: личный дневник, насколько ей известно, всегда должен иметь два ключа. Вот и у нее так: один она носит на шее, а другой закопан в тайнике, не известном никому, кроме нее.

Может, мои родители один ключ оставили у себя, чтобы иметь легкий доступ к моим тайнам? Может, этот дневник — ловушка? И они нашли единственный способ выведать мои мысли, раз считают, что со мной говорить как со стенкой. Прежде чем начать, мне нужно придумать супертайник.

18 марта 1975 г.

Мои родители — трусы, и вполне заслуживают того, чтобы называться «слабаками» или «слюнтяями». Мы с Жилем так их иногда дразним между собой. Иногда мы нарочно не слушаемся, чтобы посмотреть, как они отреагируют. Вчера я сказала им, что подслушала из ванной все теленовости целиком без их ведома. Они сделали вид, что их это не больно-то и волнует, но напомнили, что стараются оградить меня от некоторых передач только ради того, чтобы уберечь неокрепшую детскую психику от сцен насилия и разврата. Долдонили как по писаному, можно подумать, урок отвечали.

Но сегодня утром я заметила, что моя мать пытается проверить, можно ли что-то услышать из конца коридора. И вечером они заметно убавили громкость.

22 мая 1975 г.

Сегодня утром в классе появился новенький. Я пошла с ним в кладовку, чтобы помочь принести стол и стул. Просто ужас, как завалена эта комнатенка. За последние годы очень многих учеников ни с того ни с сего переводили в какие-то отдаленные пансионы. А сюда поступили очень немногие. Он смотрел на меня с любопытством и спросил, как меня зовут, где я живу и не приемный ли я ребенок. Выходит, я для него интересная личность.

23 мая 1975 г.

Его зовут Шарль. Из колледжа мы вышли вместе. Он довольно занятный. Обо всех расспрашивает. Теперь я уже не уверена, что он интересуется именно моей скромной персоной.

4 июня 1975 г.

Шарля не было на занятиях два дня. Элла спросила, не знаю ли я, где он живет, хотела отнести ему домашнее задание. Я тоже успела об этом подумать, но так и не выяснила, где его дом. Решила уточнить в школьной канцелярии. Там мне ответили, что он уехал, что мое любопытство очень подозрительно и мои родители будут поставлены о нем в известность. Мне следовало бы быть посдержанней, пусть даже я не боюсь своих «слюнтяев».

2 сентября 1975 г.

Новость: Эллу перевели в какой-то пансион. Ничего не понимаю, она и словом не обмолвилась, что ее заберут отсюда. Мы с ней специально выбирали одни и те же предметы, чтобы оказаться в одном классе лицея.

Вот чего я не перевариваю, так это их секретов: ни сестра ее, ни мать не хотят дать мне ее новый адрес. Не понимаю, почему они скрытничают. Но я знаю, что настаивать бесполезно. Ее мать ужас как свирепо на меня глянула, когда я про адрес спросила. Еще один стол вынесут из класса. И это не первая подруга, которую я теряю подобным образом. Когда-нибудь я узнаю, почему родители избавляются от детей таким способом. Кто объяснит мне? Никто.

15 сентября 1975 г.

Снова вспомнила о Шарле. Мне кажется, он многое знал. Кое-что можно было бы выяснить из утренней газеты, но родители никогда не оставляют ее на видном месте, и они должны сдать предыдущую, чтобы получить следующую. Так, видно, придумано для экономии бумаги.

20 октября 1975 г.

Сегодня вечером мать объявила, что нашего кота сбила машина. Хоть я и не особенно была к нему привязана, но всегда знала, что он ко мне относится дружелюбно: вечером он иногда милостиво соглашался посидеть у меня на коленях. Тогда я чесала ему за ушком и рассказывала про свои дела, а он меня слушал. По крайней мере делал вид, что слушает. А я не похожа на идиотку, которая говорит сама с собой.

Когда мать мне об этом сказала, я расплакалась и закрылась у себя в комнате. За ужином отец сообщил, что узнал по телефону хорошую новость: соседи перепутали нашего Титу с бродячим котом, и Титу сейчас у них, цел и невредим. Я едва не завопила от радости, но вдруг заметила странное выражение на лице у матери.

3 ноября 1975 г.

Еще одна ложная новость: соседского мальчишку похитил «опасный педофил». Речь шла о маленьком Мартине, я иногда за ним присматривала, когда его родители уходили на концерт, и Мартин играл в футбол с моим братишкой.

Не знаю, почему моя мать сказала об этом как о достоверном факте. Может, она приучает нас к новостям на тему «насилие и разврат». Жиль говорит, что у нее крышу сносит.

24 ноября 1975 г.

Теперь очередь отца поиграть на наших нервах. Целую неделю он дундел, что у него рак в последней стадии и жить ему осталось совсем недолго. Жиль отозвал меня в сторону и поклялся, что предок парит нам мозги.

Сегодня утром «новое обследование» показало, что мой брат был прав.

25 ноября 1975 г.