Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

Когда Ул и Яра, отогревшись, вышли из вагон­чика, был уже вечер. Пока Ул закрывал замок, Яра смотрела на город. Солнце скрылось. Москва лежа­ла в тумане. Вид у города был безрадостный. Яре казалось, что границы стираются и их мир посте­пенно становится болотом. Неужели ведьмари не понимают, что, взращивая в себе или в своих ин­кубаторах элей, они все больше заболачивают наш мир? Да нет, понимают, конечно, но считают, что до окончательного разрушения мира они не доживут, а что будет потом, когда граница рухнет, их мало волнует.

Яра приуныла, но тут за соседним домом что-то плеснуло радостным светом, отразившимся во всех обращенных в ту сторону окнах. Точно лопнул в не­бе бесшумный салют. Туман не рассеялся, но как-то ослабел, поблек Шум города стерся, дымы из труб повеселели.

Несколько мгновений Яра недоумевала, не по­нимая, что это. А потом поняла. Кавалерия в Зеле­ном Лабиринте «отпускает» принесенные на этой неделе закладки, и одна из закладок пришла сюда, в Москву, и досталась тому, кому должна была до­статься. И теперь в этом месте всегда будет проис­ходить что-то хорошее, сопровождающее всякий шаг обновленного человека, который получил свою собственную, только для него созданную закладку. Неуклонно, день за днем. И сюда болото не сунется. А значит, нужно просто нырять на двушку, носить закладки, и дальше будь что будет. Еще повоюем!

Ул наконец справился с дверью, взял Яру за руку, и они пошли к метро.

Глава десятая

ЛИЧНЫЙ ТРАНСПОРТ НЕБЕСНОГО ВОДОЛАЗА

Каждый человек делает такое до­бро, которое считает добром. И та­кое зло, которое считает наимень­шим возможным в данной ситуации злом. Учитывая громадный разброс в оценках и тягу к самооправданию, получается просто невероятных масштабов бардак

Из дневника невернувшегося шныра

Рина шла кормить Гавра, когда рядом затормо­зила неприметная машина с заляпанными снегом номерами. Кто-то выскочил и, обхватив ее сзади руками, затащил в салон. Хлопнула дверца, щелкну­ли блокируемые замки, и машина рванулась с ме­ста. В первую секунду Рина растерялась, но решила дорого продать свою жизнь. Рванувшись, боднула кого-то и схватилась за нерпь собираясь прибег­нуть ко льву и, вырвав с мясом дверцу, выпрыгнуть на ходу, но в этот миг кто-то жалобно произнес:

— Ты что, больная, что ли? Зачем же знакомых калечить?

Рина узнала Гамова. Одетый в синий пуховичок и опумпоненную шапочку, он походил на учащегося компьютерного колледжа, прибывшего на олимпи­аду по сборке компьютеров с завязанными глаза­ми. Правда, шапочка наверняка была какая-нибудь уникальная, за десять тысяч евро, изготовленная лично руками знаменитого парижского модельера а пумпон пришивала не меньше чем английская ко­ролева. Пуховичок же Гамову состряпали в Швеции, потому что, по его мнению, в России не умеют вши­вать молнии.

Рина хотела ответить, что калечить знакомых, которые хватают ее сзади, не только не вредно, но даже полезно, но тут ее взгляд случайно упал на во­дителя, и челюсть застала в самом нижнем поло­жении. Это был Долбушин, счастливый, как пенси­онер, выигравший кофемолку.

— Ты жива! Жива!

— Я-то жива! А ты что здесь делаешь? — строго спросила Рина, все еще кипевшая от досады.

Долбушин ответил, что хотел ее увидеть.

— Вместе с этим? — Рина кивнула на Гамова. — А он откуда взялся? Пятачки собирал на МКАДе?

— Ничего я не собирал! — завопил Гамов.

Долбушин объяснил, что с этим он столкнулся у

Белдо, когда приехал вправлять мозги старичку, по­зволившему Рине участвовать в проверке сводных четверок. Дионисий Тигранович ему не открыл и разговаривал через дверь умирающим голосом.

— Совсем спятил! — брезгливо сказал Долбу­шин. — Крыльцо разломано! Повсюду кабачковая икра, банки разбитые.

Едва не сломав о его дверь ручку зонта, глава фи­нансового форта спускался по лестнице, а навстре­чу ему как раз поднимался Гамов, тоже явившийся объясняться с Белдо. После короткой перепалки, едва не приведшей сразу к двум жертвам («скрипач, поэт и гимнаст» отлично стрелял, да и глава финансового форта был не кролик), Гамов с Долбушиным с удивлением осознали, что они союзники и даже в своем роде являются членами общества ринолюбов.

Перед тем как вместе сесть в машину, оба члена общества разом задрали головы. В окне мячиком прыгал обиженный Дионисий Тигранович, плевал в форточку и пытался запустить в них банкой кабач­ ковойикры. Догадываясь, что банок у него много, Долбушинс Гамовым поспешили уехать. И вот они уже на дороге перед Копытово — ждут, пока появит­ся Рина.

— Как вы вообще узнали про сводные четверки? Ну, и что я там была? — спросила Рина.

— Разве это скроешь? — удивился Гамов. — Кое—кто из берсерков решил подзаработать чуток лево­го псиоса.

По обледеневшей дороге Долбушин доехал до шоссе. Теперь, когда обоим ринолюбам было ясно, что с Риной все в порядке, глава форта и Гамов на­чинали явно тяготиться друг другом. Их невольный союз нарушался. Так как за рулем был все же Долбу­шин, совершенству во всех отношениях пришлось заявить о своем настойчивом желании прокатиться на электричке. Когда он вылезал из машины, Рина решила попросить Гамова об услуге:

— Слушай, ты же знаешь, где мы Гавра прячем? Покорми его!

— Чем?

— Вот кастрюля. Чудо, что я ее не потеряла, ког­да вы меня хватали! — Рина на секунду приоткрыла крышку.

Гамов стал немедленно задыхаться и зажимать нос .

— Что это?

— Да ничег

— Это не рыбка!

— А, ну да... У Суповны морозильная камера по­текла. Так мы поверх рыбы положили немного тух­лой курятины! Покормишь?

Долбушин тронул машину. Дверцу Рине при­шлось захлопывать на ходу. Напоследок она гляну­ла в заднее стекло. Гамов стоял с кастрюлькой, дер­жа ее двумя руками, и печально смотрел им вслед

— И чего ты на него набросился? — спросила Рина у отца.

— Он на тебя постоянно смотрел.

— А он должен был на тебя смотреть? — париро­вала Рина. — Нет, я все понимаю! Всякому мужчине неприятно, когда ухаживают за его дочерью. Это все равно что ухаживают за ним.

Глава финансового форта вцепился в руль. Ма­шина вильнула.

— Расслабься! — сказала Рина. — ГЬмов мне не нравится. Он слишком красивый. Чтобы я его по­любила, ему должны сломать нос. Или... гм... его дол­жен покусать крокодил, чтобы на лице появилось двенадцать швов.

— Ну, крокодила мы где-нибудь найдем! — по­обещал Долбушин.

— И еще он должен перебраться в ШНыр и... хм... немного переименоваться.

— И как его будут звать?

— Сашка, — не задумываясь, ответила Рина.

Долбушин, успевший выехать на шоссе, пере­строился так резко, что ехавшая рядом машина нервно засигналила.