Меган Уолен Тернер - Царь Аттолии (ЛП)

— Кто вы такой, чтобы командовать? — прогремел он. — Кто вы такой, чтобы отдавать приказы здесь?

Никто не успел разобрать, что еще успел он выкрикнуть, потому что царь закричал в ответ, не менее страстно и неразборчиво; их слова, отраженные от каменных стен, слились в бессмысленный вопль, заставивший Костиса зажать уши. Царь словно загорался гневом Телеуса. Несмотря на то, что Телеус был почти на голову выше царя, подавить его своим физическим превосходством капитану не удалось. Как бездомная кошка, случайно столкнувшаяся с собакой на скотном дворе, царь стоял, не двигаясь с места, и пронзительно вопил в ответ до тех пор, пока Телеус случайно не бросил взгляд на Секретаря архива. Релиус отвернулся и скорчился в углу в безнадежной попытке закрыть уши скованными руками. Внезапно Телеус замолчал, словно признав бесспорную правоту последних слов царя:

— Я могу делать все, что захочу!

Тюремщик выбрал неподходящий момент, чтобы появиться в дверях камеры. Его глаза встретились со взглядом царя, глаза Евгенидиса сузились, а тюремщика, наоборот, выпучились. Гневный румянец ушел со щек царя. Он выронил записку царицы, и его лицо стало белым, как бумага, на которой она была написана. Он потянулся к стулу, и его крюк неловко скользнул по спинке. Он покачнулся и повернулся, чтобы поймать опору здоровой рукой. Филологос стоял ближе всех и поднял было руки, чтобы помочь, но отступил. Все ждали. Царь сел на стул, посмотрел на что-то невидимое в пространстве перед собой, и постепенно его лицо снова приобрело здоровый цвет. Он дважды пытался говорить, но останавливался. Он сделал несколько поверхностных вздохов, потом вдохнул глубже и наконец заговорил, не поворачивая головы.

— Меня не волнует, чьи приказы тебе нравится выполнять, капитан, но ты проследишь, чтобы Релиуса перенесли в дворцовый лазарет, и его осмотрел врач получше тюремного мясника. Позови Петруса. Я забираю твой отряд. Справляйся сам. Отправь Костиса в постель, прежде, чем он свалится с ног.

Он подождал, словно желая посмотреть, посмеет ли Телеус возразить еще раз.

В ответ раздался голос с каменной скамьи, слабый, прерывающийся, но вызывающий. Это заговорил Релиус:

— Вы не сможете купить мою преданность.

Даже гвардейцы втянули головы в плечи. Смех царя, прозвучавший в сырой камере, был для всех полной неожиданностью. Он обошел вокруг стула и, опираясь на спинку левой рукой, наклонился к секретарю.

— Ты сказал, что никто не может быть храбрым здесь.

Он помахал крюком перед лицом Секретаря. Релиус плотно зажмурился, и царь с сожалением убрал руку. Он медленно присел, упершись коленями в грязный пол, а локтем в скамью. Он поднял здоровую руку, протянул ее к лицу Релиуса и, отведя прилипшие к его лбу мокрые пряди волос, сказал спокойно, чтобы измученный болью человек мог понять все его слова:

— Ты прощен, Релиус, потому что я так решил. А не потому, что мне нужна твоя преданность. — он подождал, давая время осмыслить его слова. — Ты можешь уехать на ферму в долине Геде, пасти коз и быть преданным кому угодно. Мне все равно. Ты прощен. Понимаешь?

Голова Релиуса безвольно дернулась. Евгенидис еще раз провел рукой по лбу Секретаря. Его голос все еще звучал мягко, и он улыбнулся, когда сказал:

— Не позволяй Петрусу накладывать слишком много швов. Это чертовски больно.

Царь поднимался на ноги медленно, но не издал ни звука. Его придворные дернулись, но не предложили помощи. Царь прошел через камеру к двери, его левая нога двигалась хуже, чем правая, что делало его походку неровной, левая рука была плотно прижата к боку. Проходя мимо Телеуса, он не взглянул на капитана.

— Ее Величество поручила мне доставить вас в постель, — сухо сообщил Телеус.

— Туда я и собираюсь. Можете так и передать Ее Величеству, но только после того, как обеспечите Релиуса удобной кроватью.

Когда царь исчез, начальник тюремной стражи потихоньку вернулся в камеру. Телеус сказал, что собирается забрать Релиуса.

— Куда забираете? — спросил тюремщик.

Из коридора он слышал каждое слово, ему не следовало задавать лишних вопросов.

— Туда, — коротко ответил Телеус. Он подошел к скамье Релиуса. — Ребра сломаны? — спросил он.

— Не думаю. Может быть, одно или два, — прошептал Релиус.

Телеус наклонился, чтобы приподнять голову Секретаря. Его сильные пальцы нежно поддерживали затылок друга, пока он вытаскивал из-под него грязный плащ. Он использовал плащ, чтобы обернуть бессильное тело Релиуса.

— Сними эти чертовы цепи, — приказал он, и тюремщик поспешил исполнить приказ.

Когда это было сделано, Телеус поднял друга на руки и понес из камеры. Тюремщик шел за ним.

— Вы не сможете нести его на руках до самого лазарета, — напомнил он.

— Тогда он отдаст его мне, — сказал следующий гвардеец, выходя из камеры.

— Или мне, — добавил второй, подходя к дверям и оставляя тюремщика одного в камере перед грудой цепей.

— Ваше Величество, — возопил Иларион.

— Я солгал, — прервал его царь, не поднимая головы и не останавливаясь во время мучительного подъема вверх по лестнице.

При отсутствии выбора, придворным оставалось только следовать за господином. Они замешкались на верхней площадке, когда отойдя от лестницы, по ошибке двинулись в сторону царских апартаментов.

Последний пролет лестницы вел на крышу дворца недалеко от башни Комемнуса. Все дворцовые башни имели имена, и Комемнус был самой высокой из них. Эта башня, построенная дедом нынешней царицы и богато украшенная мрамором двух цветов, а так же декорированная кирпичным кружевом, в свое время считалась весьма смелым архитектурным экспериментом. Царь на мгновение остановился перед нарядной стеной, как будто любуясь ею, а затем неспешно двинулся по фигурной кладке, словно по лестнице и скрылся за парапетом крыши.

Охранники и придворные посмотрели друг на друга. Получив осторожный толчок локтем в бок, Филологос позвал:

— Ваше Величество?

Ответа не последовало. Иларион положил руки на кирпичную кладку и начал осторожно подниматься, лихорадочно соображая, в какую сторону ему направиться за краем стены, над пугающей пустотой. Он так и не узнал этого. Он успел сделать всего несколько осторожных шагов, когда из-за парапета раздался голос царя.

— Я тебя сброшу, — тихо предупредил Евгенидис.

Не желая заканчивать жизнь на острых кольях решетки, Иларион поспешно отступил.

Когда примерно через час царь спустился назад, Релиус, перевязанный служащими лазарета, уже давно спал на больничной койке. Наконец стражники и придворные смогли доставить своего беспокойного государя в царские апартаменты.

Телеус отпустил Костиса на полпути к лазарету. Падая с ног от усталости, лейтенант доплелся до своей комнаты, освободился от пояса и брони и прямо в одежде повалился на кровать.