Федор Андрианов - Спроси свою совесть

— Начнём? — полуспрашивая, полуутверждая сказала Ирина. — Рассаживайтесь, ребята!

Владимир Кириллович немного помолчал, дожидаясь, когда ребята усядутся на стоящую у стены скамейку, потом глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть в воду, и только тогда негромко проговорил:

— У меня к вам, ребята, один вопрос. Не кажется ли вам, что с Курочкиным творится неладное?

Все молча переглянулись и, как по команде, опустили глаза. Вопрос был неожиданным.

— Тогда нужно было бы самого Курочкина оставить, — неуверенно произнесла Ирина. — А то неудобно как-то без него о нём говорить. Вот и в комсомольском Уставе записано…

— Устав я знаю, — спокойно остановил её Владимир Кириллович, — и нарушать его не собираюсь. Но все случаи жизни в Устав не втиснешь. Тем более, что мы собрались не обсуждать Курочкина и не сплетничать о нём. Просто, я думаю, мы поговорим о том, чем и как помочь члену вашего коллектива, вашему товарищу.

Все снова молча переглянулись.

«Не скажут, — горько подумал Владимир Кириллович. — А ведь наверняка знают. Нет, не заслужил я ещё у ребят полного доверия».

— В этом деле никто другой ничем помочь не может! — выпалил вдруг Толька Коротков.

— То есть? — повернулся к нему Владимир Кириллович.

— Влюбился он неудачно, вот и вся причина. Осечка у него на этот раз вышла.

Владимир Кириллович облегченно вздохнул. От сердца немного отлегло. Теперь ему стало понятным и молчание ребят: обычно в сердечных делах они очень щепетильны и не любят пускать взрослых в свои тайны.

Ну что ж, с Курочкиным проясняется, любовь без взаимности может вызвать некоторую душевную депрессию, но в таком возрасте, да ещё у людей с таким непостоянным характером, как у Курочкина, она обычно проходит без особых последствий. Но только ли в этом причина?

Он задал этот вопрос вслух.

— Толька верно сказал, — заговорил Сергеев. — С тех пор, как Женька… это самое… с тех пор, как это с ним случилось, он здорово переменился. Мы с Ирой один раз…

Он хотел сказать: «Даже поругались из-за этого», но, перехватив сердитый взгляд Ирины, вовремя спохватился и исправился:

— Мы с Ирой один раз об этом уже говорили.

Главное было сказано, и все с облегчением заговорили, перебивая друг друга.

— Ничего, пройдёт!

— От этого не умирают.

— Первый раз ему, что ли?

— Ребята, ребята, как вам не стыдно! — останавливала Ирина. — Сплетничаете, словно кумушки на кухне коммунальной квартиры!

Владимир Кириллович с улыбкой наблюдал за ними. Нет, всё-таки какой они замечательный народ!

А к Курочкину домой он всё же сходит. Только, если ребята правильно назвали причину, вряд ли он там чего-нибудь добьётся.

Так оно и получилось. Эльвира Петровна встретила его довольно неприязненно и на все его вопросы отвечала, что у них в семье всё в порядке, что ничего особенного в поведении своего сына она не замечает, и вообще пусть учителя больше беспокоятся за других детей, а за воспитание своего сына она сама может ответить.

Этим и закончился его визит.

Недели две Женька избегал встреч с Мишкой. А когда они всё-таки снова встретились, он, к своему удивлению, не только не испугался, но даже обрадовался. И снова начались вечерние выпивки и разговоры о том, что можно без большого труда взять в один вечер немалые деньги.

Первое время Женька старался избегать таких разговоров.

Говорил больше Мишка, Васька слушал и поддакивал, а Женька помалкивал. Но постепенно он привык и тоже начал поддакивать, как Васька. Больше всего он боялся, как бы его не обвинили в отсутствии смелости, а Мишка как раз на это и делал упор.

— Эх, кабы у вас духу хватило, мы бы с вами такие дела обделывали! В коньяке бы купались и шампанским запивали бы!

Мечта о ванне из коньяка нисколько не трогала Женьку, но упрёки в трусости он воспринимал болезненно. Кроме того, и с деньгами было туговато. Выпивали они, чаще всего, на Женькин счёт, и денег, которые ему давала мать на карманные расходы, не хватало, да и надоело быть от неё в постоянной зависимости. Поэтому однажды, когда Мишка снова завёл разговор о смелости и трусости, Женька оборвал его:

— Хватит болтать-то. Смелость и трусость не на словах проверяются, а на деле. Там и увидим, кто смелый, а кто трус! Вот о деле и говори!

И Мишка сменил тактику. Он начал убеждать в совершенной безопасности задуманного.

— Ты пойми, — втолковывал Мишка, — мы сделаем всё так, что ни один чёрт не придерётся, всё будет шито-крыто.

И в один из вечеров они окончательно обо всём договорились. Васька Заяц (он, оказывается, работал шофером в автохозяйстве) обещал достать на вечер автомашину. На ней они решили ехать в рабочий посёлок строящегося недалеко от города нового завода «Химмаш», выбрав для поездки день получки.

Мишка говорил:

— Штопорнём какого-нибудь бухарика. У строителей, знаешь, какие получки? Будь здоров! Потом снова на машину — и домой! У них среди сезонников шпаны полно, вот их и будут щупать! А мы тем временем пить будем да посмеиваться!

И вот настал тот мартовский день, который никогда теперь не вычеркнешь ни из жизни, ни из памяти. Накануне вечером они заново все обсудили и обо всем договорились. В назначенный час, трусливо оглядываясь по сторонам, в отцовском засаленном ватнике и в старой шапке (Мишка велел одеться по-необычному, чтобы в случае чего не могли опознать по одежде), Женька пришел в условленное место. Там никого не было, и он обрадовался, решив, что «дело» не состоится. На всякий случай решил подождать минут пять, но почти тут же, приглушенно урча мотором, из-за угла выскочила потрепанная машина ГАЗ-51 и остановилась рядом с ним. Из кабины выглянул Мишка.

— Пришёл? — шёпотом спросил он. — Садись скорей.

Женька молча влез в кабину. Васька Заяц сразу же включил скорость, и машина тронулась. В маленькой кабине втроём было тесно, Женька сидел боком. Каждый раз, когда их потряхивало на неровностях дороги, он старался наваливаться на Мишку — боялся, что дверца откроется и он вывалится. Большой свет не зажигали, включены были только подфарники: Васька хорошо знал дорогу, он не раз возил на стройку разные грузы.

— На-ка, глотни для храбрости, — услышал Женька и скорее догадался, чем увидел, что Мишка протягивает ему бутылку.

Женька взял её и сделал несколько глотков прямо из горлышка, судорожно закашлялся, схватившись рукой за грудь.

— Не в то горло попала, — засмеялся Мишка и взял бутылку. — Вот учись, в жизни пригодится.

В темноте раздалось бульканье, не заглушаемое даже шумом мотора.

Оторвавшись от бутылки, Мишка протянул её Зайцу.

— Глотнёшь?

— Потом, — не отрывая рук от баранки, буркнул тот.

— Ну, потом так потом, — согласился Мишка и снова протянул бутылку Женьке. — Ещё будешь?