Анатолий Солодов - Красные тюльпаны

Не прошло и получаса, как Петр поднялся. Зябко поеживаясь и зевая, стал переобуваться.

— Ты чего так скоро? — спросила Екатерина Никаноровна.

— Пора мне, мама. А тебя прошу передать нашему председателю Дмитрию Стефановичу Гордееву — пусть не ездит к немцам в комендатуру, в город Белый. Скажи ему, что так приказал командир.

— Хорошо, — ответила мать и добавила: — Будь осторожнее, Петя. А еще привет там передавай своим товарищам.

— Ладно. Обязательно передам.

Петр встал, поцеловал мать в щеку, поерошил Сережкины волосы и спустился с сеновала. Вскоре его коренастая фигура скрылась в серой мгле за огородами.

Не много времени понадобилось Андрюхину и назначенному им комиссару Гордееву собрать по окрестным деревням и селам группу из тридцати добровольцев, которая впоследствии стала ядром партизанского отряда имени Щорса.

Когда предварительная работа по организации была закончена, командир и комиссар рано утром вызвали через связных подобранных людей на центральную усадьбу Оленинского лесничества, раздали оружие и боеприпасы, назначили командиров. Было это 29 декабря 1941 года.

Народ в отряд пришел серьезный, в основном те, кто до войны уже успел отслужить действительную, и которых военкомат по возрасту не призвал в армию в первые месяцы войны. Немало было молодежи допризывного возраста.

Большинство людей комиссар Гордеев знал лично и был уверен в них. О каждом бойце он рассказывал Андрюхину обстоятельно и без прикрас.

На широкой поляне около кордона лесника партизаны выстроились повзводно, приняли боевую присягу и сразу же ушли в район базирования, в самую глубину оленинских лесов, обведенных на командирской карте химическим карандашом.

Здесь, на месте, партизаны сразу приступили к постройке землянок.

Трое партизан — Полетайкин, Галактионов и Веселов — по приказу командира отправились в разных направлениях от базы в разведку, а двое — Петр Корнилов и Сергей Скворцов — на санях-розвальнях уехали в село Антипино с поручением добыть кирпич, бочки из-под горючего и листового железа, чтобы потом из всего этого смастерить печки и трубы к ним.

В первый день партизаны кирками и ломами долбили мерзлую землю на краю поляны под соснами, ночью спали в шалашах из елового лапника. Только на второй день вырыли в песчаном грунте три траншеи, связали в них бревенчатые стены, сколотили в два ряда нары и, перекрыв землянки бревнами, засыпали их и замаскировали сверху снегом.

Нары устлали сеном, от которого землянки наполнились пряным духом прошедшего лета.

Спать партизаны легли поздно. Устав за день, заснули глубоким и крепким сном. Снаружи остался лишь часовой.

После полуночи вернулись посыльные на санях. Они доложили командиру о выполненном поручении, и, кроме того, рассказали, что успели разведать у местного населения о немцах, остановившихся ночевать в селе Антипино.

Отряд гитлеровцев численностью в шестьдесят пять солдат на четырех машинах направится в город Белый. Наутро они должны были уехать из села.

Внимательно выслушав сообщение посыльных, Андрюхин отпустил их спать, а сам, разбудив комиссара Гордеева, начальника разведки Смирнова и начальника штаба Павлова, рассказал им о только что полученных сведениях и высказал им свое решение:

— Противника такой численностью наш отряд не только может, но просто-напросто обязан встретить. Как ваше мнение?

— Верно, — согласился Гордеев. — И хотя люди здорово устали, я за проведение этой операции. Раскачиваться нам некогда. Самая лучшая проверка боеспособности наших людей — это бой.

— Надо ударить так, чтобы ни один из гитлеровцев не добрался до Белого, — высказал свое мнение начальник штаба.

— И я за, — коротко сказал начальник разведки.

— Добро! — довольный ответом, заключил Андрюхин, поглаживая бритые щеки.

Под утро, еще в темноте, отряд подняли в ружье. За два часа добрались до намеченного рубежа.

Партизаны поставили в колее на повороте мину, присыпали ее снегом и залегли в кустах метрах в тридцати от дороги, которая хорошо просматривалась с бугра.

Ждали недолго: не более чем через час слева из-за перелеска показались приземистые тупорылые грузовики, крытые брезентом. Машины шли на небольшой скорости одна за другой.

Партизаны приготовились к бою. Все неотрывно следили за приближающейся вражеской колонной.

Находясь в цепи, комиссар Гордеев невольно посматривал на рядом лежащих партизан — один, то был Петр Корнилов, совсем молодой боец, глотал снег с ладони, другой — Полетайкин, мужик уже в годах, бывший тракторист, по-хозяйски протирал рукавицей свою винтовку. Скачков деловито вставлял обойму в патронник карабина.

— Без команды не стрелять! — вполголоса произнес Гордеев.

— Слушаюсь, товарищ комиссар, — отозвался Полетайкин.

— Ты что приуныл, Корнилов? — спросил Гордеев, взглянув на Петра. — Держись. Может, у нас сегодня как праздник. Соображаешь?

— Понял, товарищ комиссар!

— А чего же тогда снег глотаешь? Волнуешься, что ль?

— Нет. Щец захотелось что-то, — нашелся Петр и выжидающе посмотрел на комиссара.

— Будем живы — не помрем. И щец похлебаешь, — улыбнулся Гордеев.

— Вот спасибо! — и Петр довольный, что комиссар понял и принял его находчивость, поудобнее улегся в своей ячейке, оттянул затвор автомата, потверже уперся локтями в снег — тоже приготовился к бою.

Машины достигли поворота, поравнялись с кустами.

Затаив дыхание, партизаны ждали взрыва, но его не произошло. Проехала первая машина, за ней вторая.

Партизаны с тревогой ожидали, что и третья не заденет мину, но вдруг под грузовиком сверкнул огонь, раздался оглушительный взрыв, машину подкинуло, и она клюнула радиатором в землю.

— Огонь! — громко скомандовал Андрюхин.

Петр Корнилов ударил очередью по кабине последней машины.

Немец за рулем прибавил газ, хотел свернуть в сторону, но, прошитый пулями, повалился на бок, и машина, потеряв управление, с треском врезалась в задний борт подорвавшегося грузовика.

Почти в упор били партизаны по кузовам машин, из которых выскакивали ошалелые фашисты и кидались на другую сторону дороги. Они метались, искали спасения, а меткий огонь партизан разил их беспощадно.

Укрывшийся за машиной фельдфебель истошно орал команды:

— Цурюк! Хинлеген! Фейер!

Но за шумом боя и непрерывным треском выстрелов никто не слышал его.

Огонь придавил немцев к земле. Они залегли в кювете и стали отстреливаться. Фашисты били наугад, неприцельно, а партизаны, находящиеся на бугре, в более выгодной позиции, и укрытые кустами, вели огонь спокойно и метко.

Две первые прорвавшиеся машины, проехав примерно с километр, остановились около густого подлеска. Немцы выскочили из кузовов, развернулись цепью и пошли на выручку своим, стараясь обойти партизан с фланга.