Анатолий Солодов - Красные тюльпаны

— Чего надо? Ты кто?

— Человек, — ответил Петр.

— А чего под чужими окнами шляешься?

— Попить хотел попросить. Да, видно, у тебя зимой и снега со двора не выпросишь.

— А сам-то какой?

— Не жадный.

— Ладно, заходи.

— Немцы в деревне есть?

— Нету.

Петр вошел следом за девушкой в избу, присел на край лавки около двери. Девушка зашла за перегородку, зачерпнула воды и подала ему полный корец. Холодную колодезную воду Петр пил долго, небольшими глотками. А пока он пил, девушка изучающе разглядывала его. Заметив окровавленную рукавицу, воскликнула дрогнувшим голосом:

— Вы ранены?

— Шальная задела, — ответил Петр нехотя.

— Где же это вас так? Когда?

— Ночью. За вашим вон этим лесом, — он кивнул в сторону окна.

— Сильно болит?

— Нет. Горит очень.

— Рука перевязана?

— Кое-как шарфом замотал.

— Надо повязку сменить.

— До дому дойти бы. Там забинтую.

— Боюсь, что шарф вам не поможет. Кровью можете изойти. Вам надо перевязать рану по-настоящему. И немедленно. Вы подождите минутку. Я сейчас…

Девушка вынула из печки чугунок с горячей водой, вылила в таз.

— Снимите свой полушубок, — попросила она.

Петр не пошевелился. А когда она достала из комода пузырек с йодом, вату и бинт, он удивленно спросил:

— Откуда у вас такое богатое хозяйство?

— С практики. Медсестра я. Окончила до войны медицинское училище в Смоленске. И кое-что понимаю в своем деле. Так что не разговаривайте, а быстро снимайте свой полушубок. Я что сказала? Ну, живо. '

Петр улыбнулся и не дал больше упрашивать себя.

Девушка размотала мокрый от крови шарф, засучила рукав гимнастерки, ощупала руку и, убедившись, что кость не повреждена, осторожно смыла кровь с руки теплой водой, помазала вокруг раны йодом и наложила тугую повязку.

— Вот теперь поправляйтесь. Только будьте осторожны. Первое время советую поменьше двигать рукой. Не натруждайте, пока не заживет рана, чтобы не вызвать кровотечения. Рука у вас в порядке. Все будет хорошо. Кость не задета.

— Спасибо, — сказал Петр, надевая полушубок. — Тебя как зовут, доктор?

— Шура Чувашова.

— А меня Петр.

Она вылила воду в ведро, налила в таз чистой, быстро простирнула шарф, рукавичку и положила сушить на печку.

— Вам далеко идти? — спросила девушка, вернувшись с улицы.

— Право, не знаю, — откровенно сказал Петр. — Видно, заблудился я. Ваша деревня как называется?

— Холопово.

— Ого!.. Вон куда меня занесло. А я-то думал — правильное направление выбрал. Это теперь мне километров двадцать, а то и более домой топать по снегу, по бездорожью.

— Далеко?

— Отсюда не видать.

— Раненый вы, не дойдете.

— Дойду. Не может быть, чтобы не дошел.

— Если хотите, останьтесь у меня на несколько дней. Я вас спрячу. А как окрепнете — уйдете.

— Нельзя.

— Вы партизан?

— Да нет. Какой там партизан. Охотники мы, — ответил Петр и улыбнулся. — На волков охотиться ходил.

— Еще чего мне ни скажи. А то я не вижу. А ленточка-то красная на шапке для чего?

— Волков пугать, — Петр опять улыбнулся и внимательно посмотрел в большие карие глаза девушки и тут только заметил, до-чего они доверчиво-открытые. И лицо ее было не строгое, не веселое, скорее всего добродушное, с нежным ровным загаром.

— Вы с кем здесь живете?

— Одна.

— А родители где?

— Нету, — ответила девушка и закусила губы, боясь расплакаться.

— Ясно. Трудно одной, поди?

— А то нет. Заходит иногда дедушка. Но он все больше на конюшне, колхозных коней караулит.

Девушка прислонилась к печке, о чем-то задумалась.

На дворе вечерело, Петр поглядывал в окно, и тут неожиданная мысль осенила его:

«Медсестра… Это хорошо. Вот бы в отряд ее к нам. Дело бы ей нашлось. Фельдшер Белов был бы доволен такой помощницей. Да разве пойдет. Девчонка еще», — думал он.

А она, точно угадав его мысли, вдруг встрепенулась, быстро надела свой полушубок, повязала пуховый платок и, шагнув к двери, сказала:

— Посидите немного здесь. Я сейчас вернусь.

Петр встал, заслонил собой дверь, нахмурился.

— Ты куда?

— Дело у меня есть. Только до конюшни схожу.

Петр посмотрел девушке в глаза, отвернулся и отступил от двери.

— Не думайте обо мне плохо. Я комсомолка. И потом если бы у меня на душе было что-то против вас — стала бы я рану вам перевязывать?

— Ладно, — буркнул Петр. — Ступай.

Оставшись один, он кое-как скрутил козью ножку, а когда затянулся несколько раз — почувствовал, как в голове замутило.

«Дела… Видно, много крови потерял», — подумал Петр и загасил цигарку.

На дворе стукнули ворота, заскрипел снег под полозьями. Петр кинулся к окну и увидел лошадь, запряженную в сани. Девушка вернулась не одна: какой-то невысокий мужчина возился около саней.

Вошла Шура и, не раздеваясь, сказала:

— Дедушка коня дал и сена немного, чтоб не так холодно ехать вам было. Ночь, вон, морозная будет.

— Спасибо. Вот не ожидал, — сказал Петр. — Не забуду.

Вслед за девушкой в избу вошел бородатый старик.

Он стряхнул снег с валенок, взглянул на Петра, поздоровался.

— А ты, значит, на волков ходил охотиться? — спросил дед.

— На волков.

— Молодец. Дело это нужное нонче. Бледный ты что-то?

— Это я сейчас закурить хотел. Вот и замутило.

— А ты повремени пока, — дед взял со стола портсигар, оглядел его. — Ишь ты, тяжелый какой. А откуда вмятина или царапина такая на нем?

— Не было там на нем ничего, — ответил Петр.

— Видно, пуля задела его. Точно, след пули, — убежденно сказал дед. — Он где у тебя лежал-то?

— В нагрудном кармане.

— Все ясно. Спас тебя этот самый портсигар. От него пуля рикошетом в руку отскочила.

— Верно, — взяв у деда портсигар, сказал Петр. — Дела…

— А знаете, что?.. — Шура на миг замолкла и тут же, набравшись духу, решительно сказала: — Возьмите меня с собой. А? Возьмите. А то ведь здесь пропадешь. И притом чего же мне без дела?

Петр, хотя и подумал об этом раньше, никак не ожидал такого неожиданного поворота. Помолчав, он уклончиво ответил:

— Нельзя. Тесно у нас там… Да и опасно.

— А я привыкну. Мне здесь тоже не сладко. Возьмите.

— Не могу.

— Ну тогда разрешите хотя бы отвезти вас. Отвезу и вернусь.

Петр недолго колебался, потом решительно сказал:

— Ладно. Поехали. Только ты комсомольский билет возьми да свои пузырьки с бинтами прихвати.

Обрадованная Шура забегала, собирая в дорогу необходимое. Связав все в узелок, на минутку присела на край койки, оглядела избу.

— Ты внучку-то мою там береги, — сказал дед.

— Само собой, — ответил Петр. — В обиду не дадим.

— Если будешь в наших краях — заходи. И скажи своим, может, коней надо. Так я вам передам, пока фриц не забрал.