Анатолий Солодов - Красные тюльпаны

— Как где? В своем сельсовете. Он к нам в деревню приходил, вместе с председателем звали наших ребят вступать в отряд. Ну я тогда вместе с другими и попросился.

— И тебя сразу зачислили в партизаны?

— А то разве нет? Сразу. По всем правилам зачислили. Мать сперва не отпускала, но потом обошлось. Уговорил.

— Вот здорово-то как! — воскликнул Сережка и, вздохнув, добавил: — Повезло тебе.

— Ничего особенного. Я так считаю, — возразил Коля Румянцев. — Сейчас все, кто умеет стрелять, должны против фашиста воевать.

— И тебе винтовку тоже сразу выдали?

— Не-е. Этот карабин мне уже потом один партизан подарил, когда себе немецкий автомат добыл.

— А тебе сколько лет?

— Пятнадцать, — солидно ответил Коля.

«Вот это да! — подумал Сережка. — Немного старше меня, а уже партизан».

— Ты из какой деревни? — помолчав, спросил Сережка.

— Из Григорьева.

— А я из Вышегор.

— Слыхал я про вашу деревню.

— А у меня брат тоже в партизанах, — сказал Сережка уже просто так, чтобы хоть чем-то утешить самого себя.

— Как зовут? — будто между прочим спросил Коля.

— Петр.

Коля остановился и с любопытством посмотрел на Сережку.

— Ты что, Корнилов?

— Ну да. Зовут меня Сережка.

— Вот оно что. Хороший у тебя брательник. Геройский.

— Откуда ты знаешь?

— Я-то уж знаю. Не раз вместе с ним на задания ходил.

— Поклянись! — выпалил Сережка.

— Еще чего не хватало… Что я пацан, что ли? Я уже комсомолец. — Коля Румянцев посмотрел на приунывшего Сережку и примирительно добавил: — Брат у тебя что надо! Недавно он всю группу спас. Прикрыл отход.

— А тебя как зовут? — поинтересовался Сережка.

— Румянцев я. Николай Иванович, — не без гордости ответил паренек.

— Коля, я тоже хочу в партизаны. Как думаешь, примут? — запальчиво произнес Сережка.

— Подрасти немного, — ответил Коля и прибавил шагу.

Не знал сопровождающий, что нрав у Сережки неуступчивый, что при случае, когда задевали его самолюбие, он мог постоять за себя, показать гордость и не унизиться перед заносчивым или дерзким противником. Но на этот раз Сережка промолчал, насупился и потому весь остальной путь не проронил ни слова. Не мог знать Румянцев и другого: этот парнишка был не из трусливых. Ведь не испугался же он фашистов, когда увидел их впервые в своем доме.

Час или больше шли они по зимнему тихому лесу. Узкая тропинка вела то через замерзшее болото, то вдоль оврага. Они перешли старую вырубку и оказались в партизанском отряде.

Румянцев провел Сережку мимо часового в командирскую землянку и представил его мужчине средних лет в военной гимнастерке, перетянутой портупеей.

— Товарищ командир, — доложил Румянцев, — этот парень из Вышегор. Послали его на кордон по важному делу. Мне было приказано доставить его к вам.

— Добро, — ответил командир. — Можете быть свободным.

Румянцев по-военному повернулся и вышел из землянки, оставив Сережку один на один со старшйм.

Командир вгляделся в Сережкино лицо, улыбнулся:

— А!.. Старый знакомый. Ну, здравствуй.

Андрюхин шагнул Сережке навстречу, протянул широкую ладонь и крепко пожал мальчику руку.

— Ну-ка садись, выкладывай, что привело тебя к нам. С чем пожаловал?

Сережка подробно рассказал о том, что произошло утром в деревне, и как провожал его на кордон конюх Макар.

— Ясно, — хмурясь сказал Андрюхин. Он задумался, молча заходил по землянке.

Сережка сидел тихо и с любопытством разглядывал скупую обстановку командирской землянки. Она выглядела очень уютной: у входа стояла железная печка, в углу нары на кольях, вбитых в землю, пол был устлан еловым лапником. Над нарами висел автомат, вещмешок, рядом шинель и кожаная планшетка.

— Так в какую сторону ушел обоз? — спросил наконец командир.

— На Выселки.

— Дорога там как? Хорошая?

— Не очень. Через торфяник.

— Сколько немцев?

— Пятнадцать с фельдфебелем. А вооружены карабинами, один автомат на всех.

— Ишь ты, запомнил, — улыбнулся Андрюхин. — Молодец. Как разведчик. И дальше так примечай.

Командир вынул из планшетки карту, расстелил на столе и стал водить карандашом по жилкам дорог. Не отрываясь от карты, сказал:

— Кликни-ка часового.

Сережка выскочил за дверь и тут же вернулся с партизаном, который стоял у входа в землянку.

— Срочно ко мне командиров взводов… Второго и третьего…

Часовой исчез за дверью.

Когда в землянку вошли командиры взводов, Андрюхин пригласил их взглянуть на карту. Изложив обстановку, командир тут же поставил боевую задачу:

— Из Вышегор на Выселки вышло пять подвод с награбленным фашистами колхозным добром. Охрана пятнадцать солдат, вооружены карабинами и один автомат. Приказываю вам, товарищ Ти-пугин, и вам, товарищ Баутин, до наступления сумерек выйти к окраине леса за торфяником. Вот сюда. — Андрюхин ткнул карандашом в карту. — Второму взводу замаскироваться, подпустить обоз вплотную и уничтожить фашистов. Третьему взводу приказываю блокировать возможный отход гитлеровцев на хутор. Засаду расположить на подъеме, здесь им не развернуться. Приказ понятен?

— Так точно, — отозвались в один голос Баутин и Типугин.

— Тогда выполняйте приказ. Патроны экономить. Бить точней. Я буду находиться в третьем взводе.

Пока Андрюхин разъяснял боевую задачу и отдавал приказание командирам взводов, Сережка стоял в сторонке, не сводя восхищенного взгляда с командира и, затая дыхание, слушал все, о чем говорили партизаны.

Когда командиры взводов ушли, Сережка набрался смелости и одним духом выпалил:

— Товарищ командир, дозвольте и мне пойти с партизанами. Я не струшу. Можно?

Андрюхин пристально посмотрел на мальчика, брови его сошлись. Щелкнув кнопкой планшетки, он сказал строго, как отрезал:

— Нельзя.

Обоз продвигался медленно. Дорога была неровная, в кочках и колдобинах.

Немцы сидели на подводах и санях с поднятыми воротниками шинелей, натянув на уши пилотки, поверх которых были повязаны платки. Они негромко переговаривались и настороженно поглядывали по сторонам, на приближающийся лес. Он надвигался темной хмурой стеной, молчаливый, таинственный.

Когда подводы приблизились к опушке, фельдфебель послал двух солдат вперед, двое отстали и пошли следом, прикрывая обоз.

Партизаны залегли вдоль дороги в глубине лесного острова, который отделял одно поле от другого. Время тянулось томительно, мороз основательно пробрал лежавших в снегу людей.

Но вот прибежал наблюдатель из третьего взвода.

— Идут! — доложил он командиру. — Хутор прошли.

— К бою! — скомандовал Типугин.

В ответ на его слова защелкали затворы винтовок и автоматов.

На подъеме немцы слезли с подвод, подталкивали их в гору, погоняли лошадей. Обоз втянулся в лес.