Эдуард Хруцкий - Полицейский

— План ваш, Александр Петрович, хорош, слов нет. Значит, инструктор милицейских курсов Чечель согласен? — Согласен.

— Странная история, неужели Усов не знал, что полковник сдал деньги. — Мартынов закурил.

— А как он мог до этого дознаться? — Бахтин достал из бумажника расписку Красного Креста. — Вот видите, все до копейки передано.

— Ну что ж, — Манцев встал, — пойду доложу Дзержинскому.

— Мы такие вопросы раньше решали на уровне начальника сыскной. — Бахтин прищурился насмешливо.

— Дело уж больно склочное, шведы телефонируют в Наркоминдел по три раза в день. Что вам надо для проведения операции?

— Тысячи две франков, наших денег побольше, хорошие мужские вещи, модную женскую одежду, квартиру и людей. — Это не проблема. — Тогда я начинаю.

Бахтин шел по Маросейке. Улицу замело, дворники-подлецы не работали, поэтому пробираться приходилось по узкой, протоптанной дорожке. День был солнечный, яркий. Снег искрился на солнце. Над домами в безветрии стоял печной дым. Спокойной была утренняя Москва, радостной, словно в преддверии Рождества. Вот навстречу заскользила по намятому снегу барышня в синей бархатной шубке с песцовым воротником. Стрельнула в Бахтина лукавыми серыми глазами и пронеслась мимо.

Война войной, переворот переворотом, а люди живут, радуются, на свидания бегают. Живет Москва, живет!

Бахтин свернул в Колпачный и приятно удивился. Тротуар был аккуратно разметен.

Он оглянулся, перепроверяя, и зашел в дверь с надписью на стекле «Антиквариат».

Звякнул колокольчик, Бахтин спустился на две ступеньки и попал в мир старых вещей.

Ничего особенно дорогого он не увидел. Темные от времени картины с ликами неведомых чиновников и штатских господ в старинных камзолах, бронзовые часы с грудастыми наядами и могучими мужиками, шкатулки прекрасной резьбы, целый табун каслинских чугунных коней.

Много вещей собрал Каин в своем магазине, но, видимо, самое ценное для подлинных любителей прятал где-то в закромах.

— Кто там? — Бахтин услышал знакомый голос и шаркающие шаги.

Появился Фролов в теплой фуфайке и полосатых брюках, заправленных в валенки. Он взглянул на Бахтина и сказал: — Кто видел? — Нет. — Тогда в задние комнаты прошу.

До чего же квартира московская на питерскую похожа. Тот же буфет огромный, лампа под зеленым абажуром на цепях под потолком, диван с зеркальцем, плюшевые кресла.

— А у тебя, Петр Емельянович, все по-старому. Впрочем… — Бахтин подошел к дивану. Над ним висел картонный плакат с плохо выполненными стертыми фотографиями и надписью «Вожди революции». — Вместо государя императора повесил?

— Именно, именно. Каждая власть от Бога. — Фролов назидательно поднял палец. Посмотрел внимательно на Бахтина.

— Потрепала вас тюрьма, господин коллежский советник, совсем с лица спали. — Есть немного.

— А мне верные люди сказали, что расстреляли вас. Я заупокойную у Ивана Воина заказал. А вы бежали, значит. — Не рад? — Если честно — рад. И денег дам, и схороню.

— Спасибо тебе, Петр Емельянович, только выпустили меня. — Быть не может! — Вот слушай… — Один секунд, я только закусить соображу.

За коньячишком хорошим, да закусочкой Бахтин поведал Каину о своих злоключениях.

Все рассказал, особенно подробно о разговоре с покойным Адвокатом.

— Да, Александр Петрович, что же получилось, вы, скажем так, полковник, кавалер императорских орденов, в чекисты пошли.

— Нет, Петр Емельянович, у меня к Сабану и Лимону свой счет. Я с них получу. — Понимаю. А не боитесь?

— Опасно, конечно, но надо. Теперь у меня к тебе, Петр Емельянович, два дела. — Говорите. — Первое, как к моему агенту… — Ох, уволили бы вы меня от дел этих. — О том тоже поговорим. К тебе придет Сабан. — Уверены?

— Уверен. Ты ему скажешь, что вот этот человек продал тебе десять тысяч франков. — Бахтин положил на стол фото Чечеля. — Одет был в бекешу офицерскую, фуражку с наушниками, суженки и сапоги. Сабан спросит, где его найти. Ответишь, что он в кафе «Бом» на Тверской. — И все? — засмеялся Каин.

— Все. На этом твоя служба в сыске закончена.

Бахтин встал, вышел в прихожую, из кармана пальто вынул сложенную вдвое папку с агентурным делом «Макаров». Вернулся в столовую, положил папку на стол. — Проверь, Петр Емельянович, здесь все.

Каин схватил папку, достал из ящика комода очки, подошел к окну. Читал он долго, потом открыл дверцу голландки и кинул папку в огонь.

— Вот за это спасибо. Век помнить буду. Так какое второе дело-то?

— теперь, Петр Емельянович, я тебя не как агента прошу, а как авторитетного Ивана, не как сыщик прошу, а как человек, в тюрьме настрадавшийся.

Бахтин налил в фужер коньяк, выпил. Каин, хитро прищурившись, смотрел на него. Он понимал, что агентурное дело ничего не стоит. Слову Бахтина поверит любой московский жиган. Скажи он кому, и найдут его, Каина, с пулей в башке. — Так говори дело-то, Александр Петрович. — Найди мне щель, куда Лимон закопался. — И только-то. — Сможешь?

— Он в Петровском дом купил, в цыганской слободе. Завтра Мишка Цыган придет, я его спрошу, вот и все. — Спасибо.

— Александр Петрович, слышал я, твоя жена в Финляндии? — Да. А тебе зачем? — Хочу через месячишко подорвать. — А граница?

— Есть человек. Да ты его знаешь, капитан Немировский.

— Значит, мы с тобой по одной тропе ходим. Запоминай: Черная речка, семь, госпожа Нечволодова. Думаю, я тебя там встречу. — А если нет?

— Тогда, — Бахтин вынул из галстука булавку, — передай ей это. Каин повертел булавку. — Дорогая вещь. — Подарок жены. Пора мне.

Бахтину повезло, на Маросейке он взял извозчика. — Первая Тверская-Ямская, 57, — назвал он адрес.

И потащились санки по снежным колдобинам. Бахтин сначала пожалел, что не сел в трамвай, но чем дальше он ехал, тем лучше ему становилось. Зимняя Москва гостеприимно распахнулась перед ним. Бульвары, засыпанные снегом, горбатые переулки Сретенки, все еще элегантная Петровка. Почти каждая улица была связана с ним невидимой нитью воспоминаний. Прекрасных и добрых. В них не было места тому, чем он занимался сегодня. Это была память о святочных обедах, рождественских балах, новогодних елках. И жили в ней веселые друзья и прелестные девушки. Все те, кого он больше никогда не увидит.

Дверь ему открыла сама Абрамова. Она узнала его сразу. — Беда какая, господин начальник? — Да нет, мне Михаил нужен.

А в коридоре уже появился Мишка Чиновник. Был он в бархатном халате с атласными бортами. — Александр Петрович, прошу. — Нет, Михаил, у меня к тебе два слова всего. Мадам Абрамова деликатно исчезла. — Ты теперь, говорят, крупье в Столешниковом? Михаил кивнул. — Нарисуй-ка мне план вашего притона.

Они прошли на кухню, и Мишка сноровисто нарисовал план. — На второй двери ключи есть? — От какой? — Черного хода. — Да. — Когда тебе скажут, откроешь? — Значит, брать нас будете?