Эмма Скотт - Зажечь небеса [litres]

Внутри меня росло сильное чувство – зрело в костях и под кожей, горело в нервных окончаниях, действующих и недействующих – чтобы его описать, пришлось бы сочинить множество стихов, и всё же его можно было назвать одним-единственным словом.

«Любовь».

– Ну, как у нас дела? – мягко спросила Энджи.

– Сейчас разревусь, честное слово, – пробормотал Коннор.

Отем всё так же молча смотрела на меня сияющими глазами, не отнимая ладоней ото рта.

– Готов сделать первый шаг, Уэс?

Вместо ответа я кивнул, боясь, что голос меня подведет. Энджи и Карл в последний раз проверили мини-пульты в рукоятках моих костылей.

– Запомни: ты сам запускаешь свои шаги, – наставляла меня Энджи, указывая на кнопки, расположенные на рукоятках. – Когда почувствуешь, что тебе удобно, что ты стоишь устойчиво – делай следующий шаг.

– Понял.

– Двигайся медленно. Я буду прямо у тебя за спиной.

Я нажал кнопку, и моя левая нога сделала шаг вперед. Потом правая. Впервые слабое давление, которое я ощущал, шло от ступней, голеней, коленей и бедер. Нижняя часть моего тела двигалась подо мной, неся верхнюю половину вперед. Дежавю, сон или реальная жизнь – но всё происходящее со мной было сюрреалистичным и одновременно настоящим.

Левая нога.

Правая нога.

Коннор качал головой.

– Вот… черт…

– Очень метко подмечено.

Мне до чертиков хотелось заплакать или расхохотаться – либо сделать и то и другое, но следовало сосредоточиться на шагах. Месяцы тренировок на двух параллельных брусьях подготовили верхнюю часть моего тела к пользованию экзоскелетом. Я держал равновесие. Я шел вперед.

На своих ногах.

Отем прижалась к плечу Коннора, по ее щекам текли слезы. Я подошел к ним.

– Так держать, Тёрнер, – сказал Коннор дрожащим голосом.

– У тебя отлично получается, Уэс, – похвалила меня Энджи, шагавшая следом за мной. – Просто идеально.

– Как ощущения? – спросила Отем.

– Чувство нереальности происходящего. Я чувствую, что кровь течет по жилам по-другому.

– Он справляется, как профессионал, – заметила Энджи. – Хотите вместе с ним совершить круг почета?

Коннор встал справа от меня, Отем – слева. Я начинал привыкать к ритму шагов; мы медленно сделали круг по спортивному залу, а Энджи и ее команда наблюдали за нами и делали какие-то заметки.

– Как быстро я могу ходить? – спросил я.

– Ага, слышу голос бегуна. – Энджи рассмеялась. – Не переусердствуй, Барри Аллен. Максимальная скорость костюма – одна миля в час.

– Это начало, – сказал я.

Отем вытерла слезы и нахмурилась.

– Кто такой Барри Аллен?

– Флэш, – ответил я. – Доктор – фанатка комиксов. – Я одобрительно посмотрел на Энджи. – И большая умница.

Энджи рассмеялась.

– Аминь, брат.

Я посмотрел на Коннора. Мы с ним понимали друг друга без слов, и во взгляде лучшего друга я прочитал счастье и любовь.

Я посмотрел на Отем – не снизу вверх, а сверху вниз – и сказал:

– Какая у тебя красивая макушка.

Отем тихо засмеялась, но тут же плотно сжала губы. Я остановился, выпустил рукоятку костыля и коснулся ее лица.

– Как ты?

Отем кивнула, но тут же покачала головой.

Я повернулся к Коннору.

– Ты не мог бы оставить нас на минутку?

– Конечно, старина.

Он быстро сжал мое плечо и отошел к Энджи и Карлу.

Я посмотрел на Отем сверху вниз.

– Что не так, малышка?

– Это хорошо для тебя, – ответила она. – Этот экзоскелет сделает тебя здоровее. Я собираюсь заставить страховые компании оплачивать экзоскелеты, чтобы они стали доступны всем, кому он нужны. Но, Уэстон…

– Что такое?

– Несмотря ни на что, – проговорила Отем. Она погладила ремни, фиксирующие на мне экзоскелет – таким жестом женщина поправляет галстук и пиджак на любимом мужчине. Несмотря ни на что, я тебя люблю. Люблю вне зависимости от того, в инвалидном ты кресле или нет, сидишь или стоишь. Просто хочу, чтобы ты это знал.

– Я знаю, – ответил я, крепче сжимая рукоятки костылей. – Знаю.

Отем прижалась щекой к моей груди, точно к тому месту, где ремни, перетягивавшие мой торс, образовывали квадрат, оттянутый футболкой. Она обняла меня, насколько позволяла висевшая у меня за плечами батарея, но громоздкий аппарат не давал мне в полной мере ощутить прикосновение ее тела.

– Я не могу тебя обнять, когда на мне эта штука, – прошептал я ей в макушку.

– Всё равно я тебя чувствую. И я так счастлива. А ты счастлив?

Сейчас я испытывал искреннюю, незамутненную радость. И я это заслужил. Я встал на ноги задолго до того, как надел экзоскелет, и теперь мог постоять за себя. Если бы Энджи Маккензи повстречалась мне два года назад, я бы много месяцев переживал из-за ограничений, которые накладывал на меня экзоскелет – просто чтобы скрыть засевший в моей душе страх.

Я стал бы использовать экзоскелет, чтобы убегать.

– Я счастлив, – сказал я. – Я был счастлив задолго до того, как надел этот экзоскелет, и собираюсь быть счастливым, когда сниму его.

Из груди Отем вырвалось рыдание. Она отстранилась, вытянула шею, привстала на цыпочки и поцеловала меня.

– Я знала, что ты будешь чувствовать себя именно так, но мне хотелось услышать это от тебя. Чтобы ты произнес это вслух. – Ее глаза сияли, улыбка ослепляла. – Пойдем дальше.

Мы медленно зашагали по залу. Я делал один шаг за другим, а моя чудесная девушка шла рядом со мной. Ее мягкие пальцы обхватили мое запястье, потому что из-за костылей мы не могли держаться за руки. Пока не могли.

«Но это начало».

Август …

Я просматривал почту, и взгляд зацепился за один из конвертов.

Колледж Эммерсон, приемная комиссия

– Черт… – пробормотал я.

Окончив Амхерст и получив экономический диплом, я с полной самоотдачей отучился еще два семестра на курсе «Стихосложение и поэзия», с тем чтобы позже подать заявку в Колледж Эмерсон для получения степени в области писательского мастерства. Ответ наконец-то прибыл, но конверт оказался чертовски тонким, не может быть, чтобы в таком тоненьком конверте лежало письмо о зачислении.

Я не стал вскрывать письмо.

– Мать твою…

Мы с профессором Ондивьюжем договорились, что вместе откроем письмо из приемной комиссии, но на секунду я подумал: «К чему заморачиваться?»

И всё же я дал слово. Вместо того, чтобы разорвать конверт и подтвердить свое разочарование, я сунул его в рюкзак, где уже лежал томик «Последняя песня Африки», сборник стихов профессора Ондивьюжа, а затем направился в кампус.

Профессор Ондивьюж поднял глаза, когда я постучал костяшками пальцев по открытой двери его кабинета. Улыбка исчезла с его лица, когда он увидел мою мрачную мину.

– Оно пришло, – сказал он.

– Да, пришло. – Я положил конверт на стол.