Иван Тургенев - Первая любовь - русский и английский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Иван Тургенев - Первая любовь - русский и английский параллельные тексты - бесплатно полную версию книги (целиком) без сокращений. Жанр: Русская классическая проза. Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Название:

Первая любовь - русский и английский параллельные тексты
Автор:

Иван Тургенев
Жанр:

Русская классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.38/5. Голосов: 81
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Иван Тургенев - Первая любовь - русский и английский параллельные тексты краткое содержание

Первая любовь - русский и английский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Иван Тургенев, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

"Первая любовь" - рассказ о подростке, впервые испытавшем чувство любви к девушке, которая была старше его. Очень интересно и правдиво.

Одно из сильнейших впечатлений ранней юности И. С. Тургенева - влюбленность в княжну Е. Л. Шаховскую, переживавшую в ту пору роман с отцом Тургенева, нашло свое отражение в повести "Первая любовь".

Первая любовь - русский и английский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Первая любовь - русский и английский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно, автор Иван Тургенев

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

I lay down, but did not even close my eyes.	Я лег, но даже глаз не закрыл.
Soon I noticed that faint glimmers of light of some sort were thrown continually into the room....	Скоро я заметил, то ко мне в комнату беспрестанно западали какие-то слабые отсветы.
I sat up and looked at the window.	Я приподнялся и глянул в окно.
The window-frame could be clearly distinguished from the mysteriously and dimly-lighted panes.	Переплет его четко отделялся от таинственно и смутно белевших стекол.
It is a storm, I thought; and a storm it really was, but it was raging so very far away that the thunder could not be heard; only blurred, long, as it were branching, gleams of lightning flashed continually over the sky; it was not flashing, though, so much as quivering and twitching like the wing of a dying bird.	"Гроза", -- подумал я, -- и точно была гроза, но она проходила очень далеко, так что и грома не было слышно; только на небе непрерывно вспыхивали неяркие, длинные, словно разветвленные молнии: они не столько вспыхивали, сколько трепетали и подергивались, как крыло умирающей птицы.
I got up, went to the window, and stood there till morning....	Я встал, подошел к окну и простоял там до утра...
The lightning never ceased for an instant; it was what is called among the peasants a sparrow night.	Молнии не прекращались ни на мгновение; была, что называется в народе, воробьиная ночь.
I gazed at the dumb sandy plain, at the dark mass of the Neskutchny gardens, at the yellowish fa?ades of the distant buildings, which seemed to quiver too at each faint flash....	Я глядел на немое песчаное поле, на темную мйссу Нескучного сада, на желтоватые фасады далеких зданий, тоже как будто вздрагивавших при каждой слабой вспышке...
I gazed, and could not turn away; these silent lightning flashes, these gleams seemed in response to the secret silent fires which were aglow within me.	Я глядел -- и не мог оторваться; эти немые молнии, эти сдержанные блистания, казалось, отвечали тем немым и тайным порывам, которые вспыхивали также во мне.
Morning began to dawn; the sky was flushed in patches of crimson.	Утро стало заниматься; алыми пятнами выступила заря.
As the sun came nearer, the lightning grew gradually paler, and ceased; the quivering gleams were fewer and fewer, and vanished at last, drowned in the sobering positive light of the coming day....	С приближением солнца все бледнели и сокращались молнии: они вздрагивали все реже и реже и исчезли наконец, затопленные отрезвляющим и несомнительным светом возникавшего дня...
And my lightning flashes vanished too.	И во мне исчезли мои молнии.
I felt great weariness and peace ... but Zina?da's image still floated triumphant over my soul.	Я почувствовал большую усталость и тишину... но образ Зинаиды продолжал носиться, торжествуя, над моею душой.
But it too, this image, seemed more tranquil: like a swan rising out of the reeds of a bog, it stood out from the other unbeautiful figures surrounding it, and as I fell asleep, I flung myself before it in farewell, trusting adoration....	Только он сам, этот образ, казался успокоенным: как полетевший лебедь -- от болотных трав, отделился он от окружавших его других неблаговидных фигур, и я, засыпая, в последний раз припал к нему с прощальным и доверчивым обожанием...
Oh, sweet emotions, gentle harmony, goodness and peace of the softened heart, melting bliss of the first raptures of love, where are they, where are they?	О, кроткие чувства, мягкие звуки, доброта и утихание тронутой души, тающая радость первых умилений любви, -- где вы, где вы?
VIII	VIII

The next morning, when I came down to tea, my mother scolded me-less severely, however, than I had expected-and made me tell her how I had spent the previous evening.	На следующее утро, когда я сошел к чаю, матушка побранила меня -- меньше, однако, чем я ожидал -- и заставила меня рассказать, как я провел накануне вечер.
I answered her in few words, omitting many details, and trying to give the most innocent air to everything.	Я отвечал ей в немногих словах, выпуская многие подробности и стараясь придать всему вид самый невинный.
'Anyway, they're people who're not comme il faut,' my mother commented, 'and you've no business to be hanging about there, instead of preparing yourself for the examination, and doing your work.'	-- Все-таки они люди не comme il faut, -- заметила матушка, -- и тебе нечего к ним таскаться, вместо того чтоб готовиться к экзамену да заниматься.
As I was well aware that my mother's anxiety about my studies was confined to these few words, I did not feel it necessary to make any rejoinder; but after morning tea was over, my father took me by the arm, and turning into the garden with me, forced me to tell him all I had seen at the Zasyekins'.	Так как я знал, что заботы матушки о моих занятиях ограничатся этими немногими словами, то я и не почел нужным возражать ей; но после чаю отец меня взял под руку и, отправившись вместе со мною в сад, заставил меня рассказать все, что я видел у Засекиных.
A curious influence my father had over me, and curious were the relations existing between us.	Странное влияние имел на меня отец -- и странные были наши отношения.
He took hardly any interest in my education, but he never hurt my feelings; he respected my freedom, he treated me-if I may so express it-with courtesy,... only he never let me be really close to him.	Он почти не занимался моим воспитанием, но никогда не оскорблял меня; он уважал мою свободу -- он даже был, если можно так выразиться, вежлив со мною... Только он не допускал меня до себя.
I loved him, I admired him, he was my ideal of a man-and Heavens! how passionately devoted I should have been to him, if I had not been continually conscious of his holding me off!	Я любил его, я любовался им, он казался мне образцом мужчины -- и, боже мой, как бы я страстно к нему привязался, если б я постоянно не чувствовал его отклоняющей руки!
But when he liked, he could almost instantaneously, by a single word, a single gesture, call forth an unbounded confidence in him.	Зато, когда он хотел, но умел почти мгновенно, одним словом, одним движением возбудить во мне неограниченное доверие к себе.
My soul expanded, I chattered away to him, as to a wise friend, a kindly teacher ... then he as suddenly got rid of me, and again he was keeping me off, gently and affectionately, but still he kept me off.	Душа моя раскрывалась -- я болтал с ним, как с разумным другом, как с снисходительным наставником... Потом он так же внезапно покидал меня -- и рука его опять отклоняла меня, ласково и мягко, но отклоняла.
Sometimes he was in high spirits, and then he was ready to romp and frolic with me, like a boy (he was fond of vigorous physical exercise of every sort); once-it never happened a second time!-he caressed me with such tenderness that I almost shed tears....	На него находила иногда веселость, и тогда он готов был резвиться и шалить со мной, как мальчик (он любил всякое сильное телесное движение); раз -- всего только раз! -- он приласкал меня с такою нежностью, что я чуть не заплакал...
But high spirits and tenderness alike vanished completely, and what had passed between us, gave me nothing to build on for the future-it was as though I had dreamed it all.	Но и веселость его и нежность исчезали без следа -- и то, что происходило между нами, не давало мне никаких надежд на будущее, точно я все это во сне видел.

Sometimes I would scrutinise his clever handsome bright face ... my heart would throb, and my whole being yearn to him ... he would seem to feel what was going on within me, would give me a passing pat on the cheek, and go away, or take up some work, or suddenly freeze all over as only he knew how to freeze, and I shrank into myself at once, and turned cold too.	Бывало, стану я рассматривать его умное, красивое, светлое лицо... сердце мое задрожит, и все существо мое устремится к нему... он словно почувствует, что во мне происходит, мимоходом потреплет меня по щека -- и либо уйдет, либо займется чем-нибудь, либо вдруг весь застынет, как он один умел застывать, и я тотчас же сожмусь и тоже похолодею.
His rare fits of friendliness to me were never called forth by my silent, but intelligible entreaties: they always occurred unexpectedly.	Редкие припадки его расположения ко мне никогда не были вызваны моими безмолвными, но понятными мольбами: они приходили всегда неожиданно.
Thinking over my father's character later, I have come to the conclusion that he had no thoughts to spare for me and for family life; his heart was in other things, and found complete satisfaction elsewhere.	Размышляя впоследствии о характере моего отца, я пришел к такому заключению, что ему было не до меня и не до семейной жизни; он любил другое и насладился этим другим вполне.
'Take for yourself what you can, and don't be ruled by others; to belong to oneself-the whole savour of life lies in that,' he said to me one day.	"Сам бери, что можешь, а в руки не давайся; самому себе принадлежать -- в этом вся штука жизни", -- сказал он мне однажды.
Another time, I, as a young democrat, fell to airing my views on liberty (he was 'kind,' as I used to call it, that day; and at such times I could talk to him as I liked).	В другой раз я в качестве молодого демократа пустился в его присутствии рассуждать о свободе (он в тот день был, как я это называл, "добрый"; тогда с ним можно было говорить о чем угодно).
'Liberty,' he repeated; 'and do you know what can give a man liberty?'	-- Свобода, -- повторил он, -- а знаешь ли ты, что может человеку дать свободу!
What?'	-- Что?
'Will, his own will, and it gives power, which is better than liberty.	-- Воля, собственная воля, и власть она даст, которая лучше свободы.
Know how to will, and you will be free, and will lead.'	Умей хотеть -- и будешь свободным, и командовать будешь.
'My father, before all, and above all, desired to live, and lived....	Отец мой прежде всего и больше всего хотел жить -- и жил...
Perhaps he had a presentiment that he would not have long to enjoy the 'savour' of life: he died at forty-two.	Быть может, он предчувствовал, что ему не придется долго пользоваться "штукой" жизни: он умер сорока двух лет.
I described my evening at the Zasyekins' minutely to my father.	Я подробно рассказал отцу мое посещение у Засекиных.
Half attentively, half carelessly, he listened to me, sitting on a garden seat, drawing in the sand with his cane.	Он полувнимательно, полурассеянно слушал меня, сидя на скамье и рисуя концом хлыстика на песке.
Now and then he laughed, shot bright, droll glances at me, and spurred me on with short questions and assents.	Он изредка посмеивался, как-то светло и забавно поглядывал на меня и подзадоривал меня короткими вопросами и возражениями.
At first I could not bring myself even to utter the name of Zina?da, but I could not restrain myself long, and began singing her praises.	Я сперва не решался даже выговорить имя Зинаиды, но не удержался и начал превозносить ее.