Джеймс Кори - Гнев Тиамат

– Я весьма довольна тем, как гладко происходит перевод под надзор лаконских властей и Ассоциации Миров. Наша главная цель – сохранить все полезные наработки и внедрить новые процедуры, позволяющие очистить лес от сухостоя. Нам удалось поддержать и даже увеличить эффективность торговли, не поступившись безопасностью, которой требует высшее предназначение человечества.

– Так плохо?

– Напрасно я кусаюсь. Могло быть хуже. Пока я – хороший солдатик, а Дуарте рассчитывает с моей помощью вытащить Сабу на солнышко, боксы мне не грозят.

От главного входа по толпе прокатился ропот и волнение. Все взгляды обращались в одну сторону, как опилки в магнитном поле. Холден и не глядя мог сказать, что прибыл Уинстон Дуарте, но все же оглянулся.

Одет Дуарте был почти так же, как Холден. И отличался тем же дружелюбным спокойствием, с которым, похоже, никогда не расставался. А вот охрана у него была заметнее, чем приставленная к Холдену: двое коренастых телохранителей с личным оружием и поблескивающими имплантированными устройствами в глазах. С ним явился и Кортасар, но тот держался поодаль с миной мальчишки, которого отвлекли от игры ради семейного обеда. Настоящий подросток – дочь Дуарте Тереза – стояла рядом с отцом.

Кэрри Фиск, покинув губернаторское собрание, засеменила навстречу, пожала правителю руку. Обменявшись с ним несколькими словами, она повернулась к Терезе и тоже пожала ей руку. За спиной Фиск уже сгущалась маленькая толпа: все деликатно старались занять позицию для встречи с великим человеком.

– Жуткий сукин сын, а? – заметила Драммер.

Холден хмыкнул. Он не понял, что она имеет в виду. Может быть, только вымуштрованное на почтительные поклоны окружение. Хватило бы и этого. Но могла она заметить и то, что видел Холден: дрожащий взгляд, перламутровый отлив кожи. Холден наблюдал действие протомолекулы чаще всех – кроме только сотрудников лаборатории Кортасара. И он раньше распознал побочные эффекты ее воздействия на Дуарте.

Он поймал себя на том, что неприлично глазеет. Более того, глазели все, и его просто увлек напор общего внимания. Холден, сделав над собой усилие, снова перевел взгляд на Драммер. С неудовольствием признал, что усилие потребовалось немалое.

Ему хотелось спросить о новостях из подполья: такой ли неизбежностью видится Дуарте в огромном вакууме между мирами, как здесь, у себя дома.

– Есть известия о подполье? – спросил он.

– Сколько-то недовольных будет всегда, – ответила она, держась на грани между простодушием и многозначительностью. – А вы как? Как проводит время прославленный капитан Джеймс Холден? Ходит в гости? Потрясает кулаками в бессильной ярости?

– Вот уж нет. Всего лишь строит козни и выжидает момента для удара, – ответил Холден. И оба улыбнулись, словно это была шутка.

«Мир еще удивительнее, чем вы думаете». Эту фразу любил повторять один профессор, преподававший у них в студенческие годы Элви. Профессор Эрлих, старый ворчливый немец с длинной седой бородой, напоминавшей Элви о садовых гномах, говорил это каждый раз, когда студент поражался результату лабораторных опытов. Тогда Элви находила его поговорку банальностью. Разумеется, вселенная полна сюрпризов.

Профессора Эрлиха, конечно, уже нет в живых. Он почти исчерпал возможности продлевающих жизнь технологий, когда Элви было чуть за двадцать. Сейчас у нее дочь старше. Но, будь он жив, Элви охотно принесла бы ему многословные и сердечные извинения.

Мир не просто удивительней, чем вы думаете, он удивительнее, чем можно себе представить. Каждое новое чудо, каким бы поразительным оно ни было, всего лишь закладывало фундамент для еще более потрясающих открытий. Вселенная постоянно сдвигала определение понятия «странное». Открытие на Фебе протомолекулы, в которой все тогда видели инопланетную форму жизни, до основания потрясло человечество, но известие, что протомолекула – не столько инопланетянин, сколько орудие инопланетян, растревожило людей еще сильнее. Всего лишь подобие гаечного ключа, только этот ключ превратил целую астероидную станцию Эрос в космический корабль, оседлал Венеру, создал кольцо врат и открыл нежданный выход к тринадцати сотням миров за ними. Мир удивительнее, чем вы думаете. Как вы правы, профессор!

– Что это? – спросил ее муж Фаиз. Они стояли в рубке ее корабля, «Сокола». Корабля, подаренного Лаконской империей. На экране в высоком разрешении появилось то, что все называли «объектом». Планетарное небесное тело чуть больше Юпитера, почти прозрачное, как огромный хрустальный шар с легким зеленоватым оттенком. Единственная структура в системе Адро.

– Пассивная спектрометрия показывает почти чистый углерод, – сказал Травон Барриш, не отрываясь от рабочего экрана, на котором прокручивались данные. Он был специалистом по материаловедению, и другого такого буквалиста Элви не встречала. Так он ответил на вопрос Фаиза. Но Элви понимала, что муж спрашивал не о том. Он спрашивал: «Зачем это?»

– Упаковано в плотную кристаллическую решетку, – подала голос физик Джен Лавли. – Это…

Она запнулась, и Элви договорила за нее:

– Алмаз.

В семь лет мать привезла Элви на свою родину, в Нигерию, по случаю смерти незнакомой девочке двоюродной бабушки. Пока мать занималась похоронами, Элви бродила по дому. Она играла сама с собой, пытаясь восстановить образ покойной по оставшимся от нее вещам. На полке у кровати улыбался с фотографии молодой человек, темнокожий и светлоглазый: муж, брат или сын? В крошечной ванной комнате среди разбросанных пакетиков дешевого мыла и салфеток таинственно мерцала зеленью красивая хрустальная бутылочка: духи или яд? Все принадлежавшее этой незнакомой женщине представлялось Элви фантастическим и притягательным. Много лет спустя, чистя зубы, она вдруг вспомнила запах и поняла, что зеленая жидкость в бутылочке почти наверняка была полосканием для рта. Одна тайна разрешилась, но возникли новые вопросы. Почему она держала полоскание в таком красивом флакончике, а не в экологичной фабричной упаковке? От чего был этот флакон? Она действительно пользовалась им для полоскания – или употребляла с тайной целью, до которой Элви не додумалась? Та, что могла бы объяснить, умерла, и тайна навеки осталась тайной. Некоторые вещи непонятны вне контекста.

Обзорный экран заполнил собой одинокий зеленоватый бриллиант, гладкий, словно после машинной полировки, и плывущий по системе угасающего белого карлика, где не было других планет. Хрустальная бутылочка с полосканием в окружении дешевых брусков мыла на грязной полочке в ванной. Фаиз прав. Единственный осмысленный вопрос здесь: «Зачем?» – но все знавшие ответ умерли. И остался только ответ профессора Эрлиха.