Питер Гелдерлоос - Как ненасилие защищает государство

Статуи революционеров Бхагата Сингха, Шиварама Раджгуру и Сухдева Тапара на индийско-пакистанской границе, около Хусаинивала.

Самое печальное в заявлении пацифистов о том, что независимость Индии является победой ненасилия, — это его историческая сфабрикованность, служащая интересам расистских империалистических государств, колонизовавших Третий мир. Индийское освободительное движение проиграло. Англичанам не пришлось оставить Индию. Они предпочли трансформировать колониальное управление территорией в неоколониальное.8 Какая победа позволяет проигравшей стороне диктовать победителям время и метод их прихода к власти? Англичане написали новую конституцию и передали власть в руки тщательно отобранных преемников. Они раздули пламя религиозного и этнического сепаратизма, чтобы Индия осталась разделённой, далёкой от мира и процветания, зависимой от военной помощи и другой поддержки европейских государств и США. Индия по-прежнему эксплуатируется европейскими и американскими корпорациями (хотя несколько новых индийских корпораций, по большей части дочерних, также присоединились к её разграблению) и по-прежнему предоставляет свои ресурсы и рынки империалистическим государствам.9 Во многих отношениях нищета её народа усилилась, а эксплуатация стала эффективнее. Независимость от колониального правления дала Индии больше автономии в ряде сфер и, безусловно, позволила горстке индийцев сесть в кресла правителей, но для широких слоёв общества степень эксплуатации и коммодификации только возросла. Более того, Индия потеряла реальную возможность осмысленного освобождения от легко различимого иноземного господства. Теперь на пути любого освободительного движения встанет ещё и местный капитализм, а также более развитое правительство, причём в борьбе с ними придётся соревноваться с отвлекающими от первоначальной цели проявлениями национализма и этнического/религиозного соперничества. Подытожим: освободительное движение в Индии в XX в., безусловно, проиграло.

Заявление о победе пацифизма в прекращении гонки ядерных вооружений звучит несколько странно. Опять же, движение не было полностью ненасильственным: оно включало в себя группы, ведущие партизанскую борьбу и совершившие ряд взрывов и другие акты саботажа.10 И опять-таки победа весьма сомнительна. Договоры о нераспространении ядерных вооружений, действующие во многом только на бумаге, были подписаны лишь тогда, когда гонка вооружений была уже выиграна, и США стали неоспоримым ядерным лидером с объёмом ядерного арсенала, выходящим за рамки разумного или полезного. При этом очевидно, что распространение ядерного вооружения до сих пор продолжается по мере необходимости. Сегодня это приняло форму разработки тактических ядерных боеголовок и новой волны проектирования атомных электростанций. В итоге похоже, что властям удалось свести всю проблему к своей внутренней компетенции, уйдя от парадигмы противостояния между социальным движением и правительствами. Чернобыльская катастрофа и ряд ситуаций в США, почти доведших до подобной аварии, показали, что ядерная энергия (важный компонент развития ядерного оружия) по сути стала тяжкой обузой; даже если правительство сосредоточено на завоевании мира, протестующему нетрудно поставить вопрос о полезности направления гигантских ресурсов на развитие ядерного вооружения, когда мы и так располагаем достаточным количеством бомб для уничтожения всей планеты, притом что все войны и тайные операции после 1945 г. велись с использованием других технологий.

Движение за гражданские права в США — один из наиболее важных эпизодов в пацифистской истории. Во всём мире люди видят в этой борьбе образец ненасильственной победы. Но, как и другие примеры, обсуждавшиеся здесь, этот не исключение: борьба не была ни победной, ни ненасильственной. Движению удалось добиться отмены сегрегации де-юре и расширить тонкую, мизерную прослойку чёрной буржуазии, но большинство участников движения хотели не только этого.11 Они хотели полного политического и экономического равенства, многие также хотели освобождения чернокожих в виде чёрного национализма, конфедерации чёрных общин или какой-либо другой формы независимости от белого империализма. Ни одна из потребностей не была реализована: ни равенство, ни тем более освобождение.

Цветные по-прежнему имеют в среднем более низкие зарплаты, меньший доступ к возможности решения жилищных проблем и к медицинской помощи, и бо́льшие проблемы со здоровьем, чем белые люди. Де-факто сегрегация по-прежнему существует.12 Политического равенства по-прежнему нет. Миллионы избирателей, в большинстве своём чернокожих, лишаются права голоса, когда это удобно интересам правящих кругов, и за весь период — от Гражданской войны и по сей день — лишь четверо чернокожих стали сенаторами.13 Мифические плоды обретения гражданских прав не достались и другим расам. Латинские и азиатские иммигранты особенно уязвимы для злоупотреблений полномочиями со стороны официальных лиц, депортации и отказа в социальной помощи, за которую они платят налоги. Они вынуждены идти на вредные и изнурительные работы в подпольных потогонных цехах или в качестве мигрантов-батраков в сфере сельского хозяйства. Мусульмане и арабы испытывают всю тяжесть репрессий после 11 сентября, пока общество, объявившее себя «не различающим цветов», не видит в этом никакого лицемерия. Коренные народы находятся настолько низко по социоэкономической лестнице, что остаются вообще невидимыми, кроме как во время периодических манифестаций американского мультикультурализма, где их ежедневную реальность заслоняет фигурка гавайской танцовщицы — символ спортивных соревнований.

Образ движения против расового угнетения, принятый в первую очередь у белых прогрессивистов, пацифистов, просветителей, историков и чиновников, выставляется ими ненасильственным. Однако, хотя пацифистские группы, такие как «Конференция южного христианского руководства» (SCLC) Мартина Лютера Кинга, имели заметную власть и влияние, народная поддержка движения, особенно среди бедных чернокожих, всё больше тяготела к воинственным революционным группам, таким как «Партия чёрных пантер».14 В соответствии с опросом общественного мнения Харриса в 1970-м году, 66 % афроамериканцев сказали, что действия «Партии чёрных пантер» придают им чувство гордости, и 43% сказали, что партия представляет их собственные взгляды.15 Фактически вооружённая борьба уже долгое время была формой сопротивления чернокожих господству белой расы. Мумия Абу-Джамаль смело описывает создавшуюся ситуацию в своей книге 2004 года «Мы хотим свободы». Он говорит: «Корни вооружённого сопротивления лежат глубоко в истории афроамериканцев. Только игнорирующие этот факт считают „Партию чёрных пантер“ чем-то чуждым наше­му историческому наследию».16 В реальности невозможно вычленить и отделить ненасильственные сегменты от революционных элементов движения (хотя между ними часто существовали отчуждение и неприязнь, подогреваемые государством). Чернокожие пацифисты, принадлежащие к среднему классу, включая Кинга, получили значительную часть своего влияния благодаря различным группам чёрного сопротивления, в том числе вооружённым чёрным революционерам.17