Мартиросян А.Б. - Cталин после войны. 1945 -1953 годы

чал и снова добавил: - У него хорошо показано в ро

мане, как люди с недостатками, люди мелкие, порой

даже дурные люди в ходе войны нашли себя, измени

лись, стали другими. И хорошо, что это показано.

В связи с Эренбургом заговорив о писателях, изображающих рядовых людей, Сталин вспомнил Горького. Вспомнил его вообще и роман "Мать" в частности:

- Вот "Мать" Горького. В ней не изображено ни

одного крупного человека, все - рядовые люди.

Еще более подробный разговор, чем о "Буре", возник, когда стали обсуждать роман Веры Пановой "Кру-жилиха". Фадеев, объясняя причины, по которым на Комитете по Сталинским премиям отвели этот первоначально выдвинутый на премию роман, стал говорить о присущем автору объективизме в изображении действующих лиц и о том, что этот объективизм подвергался критике в печати.

Вишневский, защищая роман, долго говорил, что критика просто-напросто набросилась на эту вещь, только и делали, что ругали ее.

- По-моему, и хвалили! - возразил Сталин. -

Я читал и положительные статьи.

[(Скажу в скобках, что по всем вопросам литературы, даже самым незначительным, Сталин проявлял

совершенно потрясшую меня осведомленность.) - Прошу обратить особое внимание на эти слова Симонова. Они суть свидетельства того, что Сталин прекрасно разбирался в вопросах литературы.- А. М.]

- Что это - плохо? - возразив Вишневскому,

спросил Сталин у Фадеева. - Объективистский под

ход?

Фадеев сказал, что объективистский подход, по его мнению, это безусловно плохо.

- А, скажите, - спросил Сталин, - вот "Городок

Окуров", как вы его оцениваете?

Фадеев сказал, что в "Городке Окурове" за всем происходящим там стоит Горький с его субъективными взглядами. И, в общем-то, ясно, кому он отдает свои симпатии и кому - свои антипатии.

- Но, - добавил Фадеев, - мне лично кажется, что в этой вещи слишком многое изображено слишком черными красками и авторская тенденция Горького, его субъективный взгляд не везде достаточно прощупываются.

- Ну, а в "Деле Артамоновых" как? На чьей стороне там Горький? Ясно вам?

Фадеев сказал, что ему ясно, на чьей стороне там Горький. Сталин немножко развел в стороны руки, усмехнулся и полувопросил, обращаясь и ко всем, и ни к кому в особенности:

- Ясно? - и перед тем, как вернуться к обсужде

нию "Кружилихи", сделал руками неопределенно на

смешливый жест, который, как мне показалось, озна

чал: "А мне, например, не так уж ясно, на чьей стороне

Горький в "Деле Артамоновых"".

Кто-то из присутствовавших стал критиковать "Кружилиху" за то, как выведен в ней предзавкома Уз-дечкин.

- Ну, что ж, - сказал Сталин, - Уздечкины у нас

еще есть.

Жданов подал реплику, что Уздечкин - один из тех, в ком особенно явен разлад между бытием и сознанием.

- Один из многих и многих, - сказал Сталин. -

Вот все критикуют Панову за то, что у людей в ее ро

мане нет единства между личным и общественным,

критикуют за этот конфликт. А разве это так просто в

жизни решается, так просто сочетается? Бывает, что и

не сочетается, - Сталин помолчал и ставя точку в спо

ре о "Кружилихе", сказал про Панову: - Люди у нее

показаны правдиво.

Потом перешли к обсуждению других произведений. Вдруг в ходе этого обсуждения Сталин спросил:

- А вот последние рассказы Полевого - как они,

по вашему мнению?

Ему ответили на это, что рассказы Полевого неплохи, но значительно слабее, чем его же "Повесть о настоящем человеке".

- Да, вот послушайте, - сказал Сталин, - что

это такое? Почему под этим рассказом стоит "лите

ратурная редактура Лукина"? Редакция должна ре

дактировать рукописи авторов… Это ее обязанность.

Зачем специально ставить "литературная редакция

Лукина"?

Панферов в ответ на это стал объяснять, что во всех изданиях книжного типа всегда ставится, кто редактор книги. А когда вещь печатается в журнале - кто именно ее редактировал, - обычно не ставится, а если при публикации указывается ее литературный редактор, то это имеет особый смысл, как форма благодарности за большую редакторскую работу.

Сталин не согласился.

- В каждом журнале есть редакция. Если у авто

ра большие недостатки и если он молод, редакция обя

зана помогать ему, обязана редактировать его произ

ведения. Это и так ее обязанность, - жестко подчер

кнул Сталин, - зачем же эти слова "литературная

редактура'? Вот, например, в третьем номере "Знаме

ни" напечатано: "Записки Покрышкина при участии

Денисова". Тоже литературная редакция Денисова и

благодарность за помощь Денисову?

Вишневский стал объяснять Сталину, как родилась эта книга, что Покрышкин хотел рассказать эпизоды из своей жизни, но что книгу от начала и до конца написал полковник Денисов, и они вместе избрали наиболее деликатную форму: Покрышкин благодарит Денисова за помощь.

- Если написал Денисов, - сказал Сталин, - так

пусть и будет написано: Денисов о Покрышкине.

После разговора, связанного с рассказами Полевого, зашла речь о книге Василия Смирнова "Сыновья". Фадеев характеризовал ее и объяснил, почему она была отведена на Комитете: в связи с ее не особенно актуальной сейчас тематикой, изображением деревни начала этого века. Сталин сказал задумчиво:

- Да, он хорошо пишет, способный человек, - по

том помолчал и добавил полуутвердительно: - Но

нужна ли эта книга нам сейчас?

Панферов заговорил о книгах Бабаевского и Се-мушкина, настаивая на том, что их можно было бы включить в список премированных произведений, сделать исключение, премировав только первые, вышедшие части романов и таким образом поощрив молодых авторов.

Сталин не согласился.

- Молодой автор, - сказал он. - Что значит молодой автор? Зачем такой аргумент? Вопрос в том, какая книга - хорошая ли книга? А что же - молодой автор?

Эти его слова не были отрицательной оценкой названных Панферовым книг. Наоборот, об этих книгах он отозвался, в общем, положительно. А его замечание - что значит молодой автор? - носило в данном случае принципиальный характер.

Сталин имел обыкновение - я видел это на нескольких заседаниях, не только на том, о котором сейчас пишу, - брать с собой на заседание небольшую пачку книг и журналов. Она лежала слева от него под рукой, что там было, оставалось неизвестным до поры до времени, но пачка эта не только внушала присутствующим интерес, но и вызывала известную тревогу - что там могло быть. А были там вышедшие книгами и напечатанные в журналах литературные произведения, не входившие ни в какие списки, представленные на премию Комитетом. То, о чем шла, точнее, могла пойти речь на заседании в связи с представлениями Комитета по Сталинским премиям, Сталин, как правило, читал. Не могу утверждать, что он всегда все читал. Могу допустить, что он какие-то произведения и не читал, хотя это на моей памяти ни разу прямо не обнаружилось. Все, что во время заседания попадало в поле зрения общего внимания, в том числе все, по поводу чего были расхождения в Союзе писателей, в Комитете, в комиссии ЦК, - давать, не давать премию, перенести с первой степени на вторую или наоборот, - все, что в какой-то мере было спорно и вызывало разногласия, он читал. И я всякий раз, присутствуя на этих заседаниях, убеждался в этом».