Александр Никонов - Анна Каренина, самка

– Что ты такое говоришь! Я сейчас заплачу… Ты хочешь, чтобы я плакала?

– Типичная женская реакция. Вместо того чтобы думать, они начинают плакать… Предлагаю поменять порядок действий. Ты сначала подумай, а потом поплачь над принятым решением. Потому что плакать придется в любом случае.

– Я не смогу с ним расстаться.

– С кем из них?

– Ни с кем. Сережа – мой сын, ты не можешь так поступить!

– Я думаю прежде всего о сыне. Именно поэтому я так поступлю. Не ломай ему жизнь. И твои материнские чувства здесь ни при чем, потому что ничего с твоим сыном не случится, ты прекрасно это знаешь. Ты прекрасно знаешь, что он будет жив и здоров, окончит гимназию, поступит в университет, а может быть, изберет военную службу. Но в любом случае все у него будет хорошо. Так что твои материнские чувства могут быть совершенно успокоены: ребенок будет в безопасности.

– Я не сомневаюсь, что ты сможешь ему обеспечить… Но я должна его видеть. Я не могу.

– В том-то и дело, что ты заботишься только о себе! Ты хочешь его видеть не для того, чтобы опекать, потому что всю нужную опеку я смогу ему обеспечить. Ты хочешь его видеть только потому, что общение с ним доставляет тебе радость. И не более того.

Самка хотела возразить, что это не так, но не смогла, поскольку поняла, что самец прав – ее чувствилище действительно получало большое удовольствие от общения с пометом, выродившимся из ее тела, а жизненной необходимости для выхаживания потомства в этом общении уже не было. Ее не стало практически с рождения, поскольку после отторжения организмом самки помета питание новому организму начинало поступать уже не по гибкому шлангу пуповины, а в виде водно-жировой эмульсии из молочных желез самки. Но на практике высокоранговые особи своих детенышей сами не кормили, предпочитая нанимать для этого неинтересного дела низкоранговых самок, недавно родивших. Это делалось также и в целях привлечения самца: дело в том, что после периода кормления детеныша из молочных желез последние имели обыкновение отвисать приблизительно до середины брюха и переставали привлекать самцов.

– Решай, что тебе дороже – те ощущения, которые ты получаешь в койке с кобелирующим Вронским, или те ощущения, которые ты испытываешь при общении с сыном.

Анна почувствовала, как по передней части ее головы обильно потекла жидкость, а внутри ее головы созрела решимость…

Темнело. Или, говоря иными словами, фотоэкспозиция упала практически до нуля. Входное отверстие в групповое жилище освещалось небольшим приспособлением, в котором шла экзотермическая реакция окисления углеводородов, сопровождаемая сильным тепловым излучением и слабым паразитным излучением в спектре видимого света, которое и использовалось.

Открылся, прикрываемый подвижной панелью лаз, и на входе в строение нос к носу столкнулись два самца.

– Прошу проще…

– Извиня…

– Рахметов!

– О господи, ты ли это? Какая встреча!

– Вот уж не ожидал. Как ты здесь?

– Могу спросить тебя о том же, ибо удивлен не менее. Кой черт занес тебя на эти галеры, Родион? Ты бросил университет?

– Да нет. Я, в общем… У меня срочное дело здесь. Лучше ты расскажи, отчего ты бросил все дела и отправился в эти края…

Оба самца были не только поражены нежданным столкновением, но и не сильно обрадованы, поскольку каждый имел причины скрывать свое присутствие в данном месте и не хотел бы объяснять никому истинных целей своего пребывания здесь.

– Ты в гостиницу?

– Да. Хотел нынче лечь пораньше. Я завтра уезжаю. А ты куда выходил на ночь глядя?

– А я как раз собирался поужинать здесь неподалеку. Пойдем со мной. Ничего, успеешь выспаться, я тоже завтра собирался покидать этот город, дела зовут. Пойдем, посидим. Я угощаю, Родион.

Более молодой самец хотел было отказаться, но последняя фраза Рахметова заставила его пересмотреть свое решение.

– Ну, в принципе поужинать бы не помешало…

Самцы прошли вдоль выстроенных в ряд строений и вскоре нырнули в одно из входных отверстий, толкнув подвижную тяжелую пластину, краем крепившуюся к стене. Самцы оказались в большом помещении, специально предназначенном для группового поглощения протоплазмы за универсальные единицы эквивалента ценности. С тех пор как Родион одолжил некоторое количество этих единиц у самки Анны, у него еще оставалось немного, но к чему тратиться, если могут накормить за чужой счет?

Самцы привели свои туловища в положение для кормления, и Рахметов, подняв конечность, пустил короткую звуковую волну, привычно щелкнув манипуляторами. Тут же к ним подскочила низкоранговая особь.

– Значит, коньячок шустовский два раза, расстегаев пару. Ухи… Каши гурьевской. Что там у вас есть?

– Студень нынче шикарный.

– Ну, студень давай. С хреном. Потом еще два раза шустовский. А там посмотрим.

По мере того как информация о заказе поступала через уши в мозг Родиона, настроение его улучшалось. Ему уже не казалось столь неуместной эта встреча. Тем более что именно у Рахметова он спрашивал благословения на свой план. Конечно, лучше бы в таком деле обошлось вовсе без свидетеля, но желированный водный раствор термообработанных трупных частей всеядных животных примирил его с этой встречей.

Какое-то время оба молчали. Родион придумывал причину своего пребывания здесь и решил на всякий случай не связывать ее с последним их разговором в столичном трактире, дабы обеспечить сокрытие мероприятия и отсутствие ненужных, хоть и вполне лояльных свидетелей. А Рахметов, разумеется, не мог сказать чахлому самцу, что получил от субдоминанта внутренних дел инструкции самого решительного свойства, которые должен был осуществить завтра в поезде.

– Ну-с, какими судьбами, Родион?

– Почти случайно-с. Милая девушка, с которой я живу – ты, может быть, слышал о ней, – приехала сюда получить небольшое наследство. Совсем небольшое, едва оправдывающее нашу совместную дорогу и проживание здесь.

– Кажется, ее зовут Соня. И она… – Рахметов осекся.

– Эту гнусные слухи! Она чистейшее существо и если однажды оступилась, то… В любом случае мы собираемся вскоре пожениться. И я…

– Прости, прости! Я даже и не поверил в эти дурацкие сплетни, когда мне сказали, что ты уже целый год живешь с… э-э… В конце концов, это не мое дело. Напротив, я даже рад… В смысле, не то чтобы рад… Короче, жизнь непростая штука, и каждый зарабатывает деньги, как может. И я считаю, что во всем виноваты не эти несчастные существа, а проклятый царизм… Фу-у-у… А сколько ей, кстати, лет?

– Тринадцать, – буркнул Родион. – Скоро четырнадцать.

– М-м-м… Не слишком стара. Ну, и как она?.. То есть я хотел сказать, как вы вместе живете? В смысле я рад, что у вас все налаживается, и вот наследство подфартило… В общем, забудь… Главное, что мы встретились с тобою, и давай выпьем.