Александр Никонов - Анна Каренина, самка

– Я пока подышу воздухом здесь.

– Хорошо, только не задерживайся, я тебя умоляю. А я пора распоряжусь о вещах и вернусь за тобой.

Тугая думка тревожила кору головного мозга, принадлежащего Анне. Ей надо было проникать в деревянный домик на колесах и быть влекомой адской машиной по направляющим к родному жилищу, где ее ждал тяжелый выбор, который она никак не могла сделать. Она разрывалась, не в силах выбрать из двух приятных ощущений, которое ей приятнее – случки с чужим самцом, к коим она уже сильно пристрастилась, или же проявления материнского инстинкта, инициатором коего был вербально-тактильный контакт с маленьким самцом, выродившимся когда-то из ее брюшины.

Сбой мозговых программ был так велик, что вносил общую дисфункцию в работу всего организма, что выражалось прежде всего в участившихся позывах к дефекации, связанных с расстройством пищеварительной системы на нервной почве.

Мимо Анны прошел в смазных сапогах и костюме-тройке самец небольшого роста, череп которого почти вовсе не имел шерсти. Поглощенная внутренним конфликтом программ, Анна не обратила на перемещающегося самца никакого внимания. А между тем он приблизил личное тело к адской машине и, достигнув ее, поднял череп таким образом, чтобы диафрагмы его органов зрения были направлены в глубь небольшого помещения, где суетились низкоранговые особи.

– Эй вы там, наверху! – подал сигнал самец и сомкнул фаланги манипуляторов вокруг параллельных металлических цилиндров, соединенных друг с другом через равные промежутки другими, более короткими цилиндрами.

Из светового проема малого помещения машины высунулась голова самца, которая не имела шерсти ниже ротовой присоски, но имела небольшой клочок оной над приветливо изогнувшимся ротовым отверстием.

– У вас продается славянский шкаф? – одновременно спросили друг друга самец внизу и самец наверху.

После чего самец наверху махнул передней конечностью:

– Подымайтесь, товарищ Николаев!

Нижний самец, проворно переставляя нижние конечности по поперечным цилиндрам и ловко перебирая руками по параллельным, взобрался в салон управления адской машиной.

– Вам передали деньги в большом количестве? – спросил он, войдя внутрь.

– Не сумлевайтесь, товарищ, все передали. – Командир машины повернулся к одной из низкоранговых особей, которые суетились внутри тесного пространства и сказал ей:

– Все, Ваня, свободен. Свою долю получишь, когда вернемся.

Затем командир повернул кругляш головы к другому низкоранговому самцу:

– Один покидаешь. Деньги получишь, как договаривались…

Именумый Ваней спрыгнул вниз и, обогнув пыхтящую конструкцию, прошел вдоль состава и исчез. Его бы мог заметить Рахметов, если бы не смотрел совершенно в другую сторону.

Рахметов, расположив тело в вагоне второго класса, из светового проема вел наблюдение за совсем другим молодым самцом, который был одет в длиннополую искусственную шкуру и которому Рахметов поручил доставку в столицу важного, но нелегального груза.

– Нам лучше держаться в поезде поврозь, как незнакомые люди. Для конспирации, – еще накануне сказал Рахметов Родиону. Тот согласился. А что он еще мог сделать? Тем паче, что это было на руку и самому Родиону.

И вот теперь Рахметов видел, как Родя, обливаясь потом и немало кряхтя, сам втаскивал два больших тюка с пиратскими носителями в вагон третьего класса, несмотря на то что опять-таки накануне Рахметов дал ему трехалтынный на носильщика. «Сэкономить решил, собака», – понял мозгом Рахметов.

Он просканировал перрон на предмет конспиративной безопасности, и ему показалось, он заметил подозрительно знакомую узкую спину, мелькнувшую на перроне и быстро пронесшуюся в сторону вагонов первого класса, держа объемистый, но явно не тяжелый ящик. Рахметов даже не понял, кто это был, поскольку его мозг был занят более важным делом – обдумыванием предстоящего выполнения задачи.

Между тем особь, показавшаяся Рахметову знакомой, действительно была таковой. Она, энергично дергая нижними конечностями, быстро перемещала туловище по перрону и в спешке слегка задела округлой выпуклостью, из которой росла передняя левая конечность, самку Анну за аналогичный выступ.

– Простите, бога ради… Ох, Анна!

– Базаров?!. Какими судьбами?

– Странно было бы, если бы меня тут не было, если все здесь собрались!

– О чем вы, милый друг?

– Понимаете, в Гельсингфорсе всегда в это время проходит встреча любителей природы. Одновременно для них устраивается ярмарка экспериментального материала. – Базаров слегка приподнял объемистый ящик с равномерными отверстиями. – Вот, купил. Если захотите присоединиться, всегда буду рад.

– Что это?

– Как что? Лягушки. Самые лучшие экземпляры.

– Боже мой!..

– Дома положу на ледник в погребе, они уснут. И кормить не надо… А вы не знали, про гельсингфорский симпозиум? Он проходит здесь каждый год. Приезжают любители природы со всей Европы. Очень много французов. Чрезвычайно любознательная нация… Кстати, встретил здесь вашего гувернера, который с Сережей сидит…

– Что вы говорите?..

Базаров вновь приподнял емкость:

– Не хотите посмотреть?

– Нет уж, увольте, Базаров. Я такое смотреть ничуть не желаю.

– Зря. Все экземпляры чудные. Лично каждую отбирал. Также купил себе новый скальпель и увеличительное стекло… Давайте я вам все же покажу!

– Нет-нет! Меня уже ждет муж. – Анна быстро шагнула в тамбур. – Прощайте.

– До свидания, Анна Аркадьевна! А я как раз еду в соседнем вагоне… Увидимся в Питере.

Резкий звук разнесся по перрону, это низкоранговая особь в стандартизированной искусственной шкуре ввела металлический стержень в соприкосновение со стенками металлического же сосуда, перевернутого отверстием вниз и висящего на специальном кронштейне неподалеку от адской машины. Частота колебаний стенок сосуда при этом была такой, что лежала в диапазоне восприятия большинства особей, кроме тех, у кого были органические поражения воспринимающих органов.

Следующим звуком было громкое шипение перегретого оксида водорода, вырывающегося в виде газа из адской машины. Железный реактор на цилиндрах с грохотом двинулся по направляющим и повлек за собой деревянные емкости вагонов, содержащие шевелящиеся тела особей, как хрупкая раковина улитки содержит мягкую плоть ее склизкого тельца.

Путь по направляющим был неблизким, но чем меньшее расстояние отделяло Анну от ее родного жилища, от столицы, от Вронского и детеныша Сережи, тем большее беспокойство испытывала самка. Здесь в Гельсингфорсе, вдалеке от возбудителей проблем, она отвлеклась, но теперь вместе с раздражителями надвигались и проблемы.