Геннадий Чикунов - Я был там [история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени]

С каждым днем все больше город стал походить на линию фронта. Во многих районах установили зенитные орудия, во дворах многих домов дежурили расчеты зенитных пулеметов со своим вооружением. Как раз под окнами нашего дома был установлен многоствольный зенитный пулемет. Во время воздушного налета, когда мы не убегали в бомбоубежище, а оставались дома, интересно было наблюдать, как во время стрельбы пулеметчик крутится вместе с пулеметом вокруг своей оси, словно на карусели, посылая незваным пришельцам свинцовые гостинцы из всех своих стволов. На некоторые здания навесили маскировочные сетки, в Неву вошли военные корабли и подводные лодки. Недалеко от моста Лейтенанта Шмидта бросил якорь линкор «им. Октябрьской революции», в народе его звали «Октябрина». Бомбежки и обстрелы стали ежедневными и продолжительными. Каждый день в разных районах города полыхали пожары. Фронт приблизился вплотную к городу, и фронтовая канонада стала слышна во всех районах, а ночью к сплошному, неумолкающему шуму прибавлялись зарева и огненные вспышки от орудийных залпов.

Из-за нехватки топлива электростанции вынуждены были гасить свои котлы. Остановились промышленные предприятия, выпускающие продукцию, не имеющую отношения к фронту. Почти прекратилось движение городского транспорта. Очевидно, троллейбусные линии обесточили без предупреждения, потому что машины обездвиженные стояли на перекрестках, на середине проезжей части, и потом их вручную перекатывали вплотную к тротуарам, освобождая дорогу для другого, в основном военного транспорта. Через некоторое время встали и трамваи и, словно памятники из довоенной, спокойной, мирной жизни, простояли на улицах до весны 1942 года, занесенные снегом по самые крыши.

Из ежедневных множественных пожаров самым памятным можно назвать пожар на Бадаевских складах, который произошел 8 сентября 1941 года в результате бомбардировки немецких самолетов. Все говорили, что на этих складах хранится большая часть продовольственных запасов города, и поэтому пожар на этих складах вызвал в сердцах людей уныние и панические настроения. Все понимали, что после этого пожара ожидать улучшения снабжения продуктами населению не приходится. ОЧЕВИДЦЫ, НАХОДИВШИЕСЯ ВО ВРЕМЯ ПОЖАРА ВБЛИЗИ СКЛАДОВ, РАССКАЗЫВАЛИ, ЧТО МАСЛО И РАСПЛАВЛЕННЫЙ САХАР ТЕКЛИ ПО ЗЕМЛЕ, СЛОВНО РЕКИ. Несмотря на то, что вся территория, прилегающая к складам, была оцеплена милицией, многие смельчаки успели набрать масла и горелого сахара, а потом продавать эти продукты на рынке. Помню, мать каким-то образом раздобыла небольшой кусочек этого горелого, вперемешку с землей сахара, и мы с огромным удовольствием сосали и смаковали эти черные, горько-сладкие, пахнущие дымом кусочки бывшего сахара.

Весть о пожаре молниеносно разнеслась по всему городу. Хотя мы и жили далеко от складов, пламя этого пожарища было видно даже у нас. Очевидно, это был поздний вечер, потому что, когда мы, узнав о пожаре, выскочили на улицу, было уже темно. Мать держала сестренку на руках, а мы с тетей Марусей стояли рядом. Рядом с нами стояли люди из нашего и соседних домов, все взоры были устремлены в сторону огромного пожара. Глядя на полыхающие в темноте далекие от нас языки пламени, взрослые очень тихо, словно на поминках, с озабоченными лицами, долго обсуждали, к каким последствиям может привести этот пожар. В некоторых послевоенных публикациях можно прочитать, что на этих складах хранилось продовольственных запасов не очень много, но тем не менее буквально через несколько дней после пожара норма выдачи хлеба по карточкам была снижена. Детям стали выдавать по 300 г хлеба, а иждивенцам – по 250 г. Мать с тетей Марусей не работали, числились иждивенцами, получали по 250 г, мы с Фаей – по 300 г, итого, не трудно подсчитать, в день нам было положено на четверых 1100 граммов хлеба. В основном отоваривались только хлебные карточки, по другим выдавали продукты очень редко, а впоследствии перестали давать совсем. Без какого-либо приварка прожить четверым на таком мизерном кусочке хлеба было очень сложно. Еще работали коммерческие магазины, где можно было купить продуктов в неограниченном количестве. Но ими могли пользоваться только люди с большим достатком. У нас таких денег не было, и поэтому эти магазины были не для нас. С каждым днем нарастало чувство голода. Гонимые этим чувством, горожане ринулись на колхозные поля, расположенные в пригородных районах, где не успели убрать овощные культуры, на заготовку овощей. Многие поля находились в прифронтовой зоне, а некоторые прямо на линии фронта. На одно из таких полей тетя Маруся вместе с какими-то знакомыми отправилась добывать овощи. Поле, где была не выкопана картошка и не срезана капуста, находилось на нейтральной полосе фронта. На правом берегу Невы были наши войска, на левом – немцы, а овощное поле на берегу между воюющими войсками. Ползали на четвереньках. Когда мешки уже заметно пополнились выкопанной картошкой и кочанами капусты, их заметили с противоположного берега реки немцы и открыли огонь из пулемета. В это время заметили их и наши бойцы и тоже начали стрелять. Таким образом они очутились под перекрестным огнем. Когда немцы успокоились и прекратили стрелять, высланные на картофельное поле красноармейцы привели заготовителей овощей в свой штаб. Долго допытывались, откуда они? Что здесь делают? Отобрали картошку и капусту, которые они успели набрать, и отпустили восвояси. Помню, как приехала тетя Маруся, вся перепуганная, и привезла только капустных листьев. Мы были рады, что она вернулась жива и здорова, и с удовольствием поели щей из зеленых капустных листьев.

За время блокады неоднократно делались попытки эвакуировать детей из города без родителей. Нашей матери тоже предлагали сделать это, но она не хотела и слышать. Первый раз предлагали отправить нас поездом, еще дорога не была перерезана немцами, а второй – во время блокады, на барже через Ладогу. Потом до нас дошли слухи, что поезд с детьми немцы разбомбили где-то в районе Новгородской области, а баржу затопили на Ладоге. Можно считать, что мать нас дважды спасла от смерти.

В самом начале осени на нашей улице расположилась какая-то воинская часть. Нас, ребятишек, интересовали не столько солдаты, хотя и с ними мы общались с интересом, сколько походная кухня на колесах с короткой трубой, из которой почти целыми днями валил черный дым. Почти за квартал очень вкусно пахло различными кашами, когда повар открывал массивную железную крышку и половником с длинной деревянной ручкой начинал мешать в огромном котле. Время было уже голодное, и, когда повар начинал разливать или раскладывать содержимое котла по солдатским котелкам, мы старались находиться рядом. ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ РАЗДАЧИ, ЕСЛИ У ПОВАРА БЫЛИ ИЗЛИШКИ, ТО И НАМ ДОСТАВАЛАСЬ КАША ИЗ СОЛДАТСКОГО КОТЛА. МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО С СОЛДАТАМИ, КОТОРЫЕ ЗАЩИЩАЛИ ЛЕНИНГРАД, МЫ БЫЛИ ОДНОКАШНИКАМИ.Очень жаль, что они пробыли на нашей улице недолго и увезли с собой такую чудесную кухню.