Альфред Элтон Ван Вогт - Избранные произведения. Том I [Компиляция]

Когда-нибудь они обязательно встретятся и обсудят будущее человечества. А сейчас это совсем не к спеху.

Пожалуй, нужно поскорее лечь и дать телу необходимый отдых. Утро вечера мудренее.

Модьюн подозвал машину. И тут ему пришло в голову, что у него начисто пропала охота ездить по свету. Ведь он задумал путешествие на благо тех, кто остался за барьером… Теперь его план потерял всякий смысл.

Итак — что делать дальше?

Памятуя о том единственном условии, которое поставил ему нунулиец — хранить в тайне свое истинное происхождение (а почему бы и нет?) — он направил машину к домам для приезжих. Потом откинулся на сиденье и подумал: «Кто-то из членов далекого комитета проявляет подозрительный интерес».

Казалось бы, невероятное предположение — и тем не менее, это подтвердил сам нунулиец.

Подозрительный интерес к такой крошечной планетке, как Земля. Да еще расположенной на малонаселенной — если считать по числу солнц — окраине нашей галактики. Остается предположить, что существует заговор, направленный против двух людей — его самого и Соодлил. Совсем уж нелепая мысль!

Разумеется, член комитета мог дать нунулийцам рекомендацию — но только в том случае, если его об этом попросили.

Но получается, что специальный указ комитета посвящен такому ничтожному — по их меркам — существу, как он. Наверное, нунулиец просто постарался все учесть, как и подобает достойному представителю расы слуг.

Один-единственный человек, да еще и философ-пацифист, существо совершенно безобидное; ведь его главный принцип — уважение ко всему живому. Он никогда не ответит ударом на удар и разве может он представлять хоть малейший интерес для правящей иерархии покорителей галактики? Их разделяют такие расстояния, что они и подозревать не должны о его существовании. И никакая рекомендация, выданная их ставленникам-нунулийцам, не может касаться конкретного человека. Вот как все должно было бы выглядеть.

Но несмотря на эти безупречные логические построения, что-то мешало Модьюну вынести окончательное суждение.

«Я вернусь к этому еще раз, попозже» — решил он.

Только он пришел к такой мысли, как машина остановилась. Модьюн подошел к домику и не поверил своим глазам: на ступеньках сидел Роозб. Симпатяга-медведь дремал, привалившись к столбику крыльца.

Почуяв приближение человека, он открыл глаза, поморгал и сказал:

— Привет!

Его голос гулко прозвучал в ночной тиши. Должно быть, он и сам это почувствовал; следующие слова, которые он произнес, вскочив на ноги, были сказаны почти шепотом.

— Куда ты запропастился? Мы тут места себе не находим!

Модьюн спокойно стал объяснять, что произошли кое-какие события, потребовавшие его присутствия, но не успел договорить, как Роозб схватил его за руку и потащил по направлению к домам, где жили остальные.

Он постучал и, когда заспанный Доолдн открыл дверь, просто толкнул к нему Модьюна, а сам побежал дальше, бросив через плечо:

— Пойду позову остальных!

Минут через пять все собрались у Доолдна.

— Ребята, у этой обезьяны не все дома! — низким басом прогудел Роозб и постучал себя по лбу. — Нарушить правила ареста, когда до окончания срока осталось всего два дня! Завтра на него всех чертей навешают, а нас даже не будет здесь, чтобы хоть как-то ему помочь…

Он повернулся к Модьюну. Его красивое лицо помрачнело.

Сегодня, еще до полудня, нам всем предписано явиться на звездолет, — сказал он. — Старт назначен на завтрашнее утро.

— Ты хочешь сказать, что все люди — целый миллион погрузятся за один день? — удивился Модьюн.

— В экстренных случаях это возможно, — вмешался Доолдн. — Но сейчас все иначе. Посадка идет уже вторую неделю. Мы займем свои места в числе последних пятидесяти тысяч.

Роозб знаком попросил его помолчать.

— Подожди, мы уклоняемся в сторону. Что будем делать с этой обезьяной? Похоже, он совсем не соображает, что к чему.

С другого конца комнаты подал голос лис:

— У меня предложение. Почему бы нам не взять его с собой?

— В космос, что ли? — медведь озадаченно покачал головой. — Ведь это, наверное, незаконно?

— Смотря по чьим меркам, — вставил Доолдн. — Если и незаконно, так только с точки зрения человекогиен, обманом захвативших власть. — Он пожал плечами. — Никто и не заметит в толпе одну лишнюю обезьяну. А потом, он всегда сможет сказать, что потерял документы. Бегемот обернулся к Модьюну и вопросительно посмотрел на него.

— А сам ты, Модьюн, что ты на это скажешь? Хочешь полететь с нами?

Надо же — ради него они готовы пойти на нарушение закона. Одна-единственная мысль о захвате власти, которую он когда-то высказал, подорвала их былую благонадежность. Сначала Роозб и Доолдн, а теперь видимо, и Наррл с Икхдохсом — как бы это сказать? — пали. А ведь завеса была отдернута всего на несколько мгновений. И хотя вся правда им по-прежнему недоступна, даже небольшое разочарование вызвало бурю негодования. От прежней наивности и чистоты помыслов не осталось и следа.

Модьюн вспомнил человека-крысу, с которым он повстречался в суде. Того толкнуло на воровство открытие, что высокопоставленные гиены имеют право проехать лишнюю сотню метров до дверей — привилегия, в которой ему отказано!

«Да, немного им нужно, — размышлял Модьюн. Завоевав Землю, нунулийцы нарушили то совершенное равновесие, в котором пребывала жизнь на планете, когда человек удалился за барьер. Очень жаль. Наверное, с этим надо что-то делать».

Тут наконец он заметил, что на него уставились четыре пары блестящих глаз, обладателями которых нетерпеливо ожидали ответа. И сразу вспомнил, что у него есть еще одно срочное дело.

— На рассвете мне придется ненадолго уехать, сказал он. — Но к девяти, в крайнем случае, к половине десятого, я вернусь. Это не поздно?

Его с жаром уверили, что времени вполне хватит.

На рассвете Модьюн подъехал к тому месту, куда месяц назад привез его Экет и где он сам встречал Соодлил. Он хорошо представлял местность и тот маршрут, по которому машина сможет одолеть бездорожье. Как и следовало ожидать услышав его человеческое имя, автомобиль-робот подчинился.

Вскоре Модьюн уже стоял на холме, с которого открывался вид на то, что еще так недавно было райской долиной, приютом тысячи избранных. Все исчезло: парки, кружево прудов и каналов, золотистые домики, сады — все, что составляло ядро поселения диаметром около километра. Ничего не осталось и от внешнего кольца зданий, где жили насекомые и животные, служащие людям.

Там, где раньше лежал городок, обитель последних представителей человеческого рода, зияла гигантская воронка — три километра длиной, два шириной и полкилометра глубиной.