Георг Гегель - Наука логики. Том 2

Но эти разные процессы, получившиеся у нас необходимым образом, представляют собой столько же ступеней , через восхождение по которым снимаются внешность и обусловленность , в результате чего понятие выступает как определенная в себе и для себя, не обусловленная внешностью тотальность. В первом процессе, или в первом умозаключении, снимается внешний характер отношения между составляющими всю реальность, небезразличными друг к другу крайними терминами или, иначе говоря, снимается отличность в-себе - сущего определенного понятия от его наличносущей определенности. Во втором процессе или во втором умозаключении снимается внешность реального единства, соединение как только нейтральное . Говоря точнее, формальная деятельность снимает себя сначала в столь же формальных [химических] основаниях или безразличных определенностях, внутреннее понятие которых есть теперь ушедшая в себя, абсолютная деятельность, как реализующаяся в самой себе, т. е. как деятельность, полагающая внутри себя определенные различия и конституирующаяся как реальное единство благодаря этому опосредствованию – опосредствованию, которое, стало быть, есть собственное опосредствование понятия, его самоопределение и которое ввиду того, что понятие рефлектируется из этого опосредствования в себя, представляет собой имманентное пред-полагание . Третье умозаключение, которое, с одной стороны, есть восстановление предшествующих процессов, снимает, с другой стороны, еще и последний момент безразличных [химических] оснований – снимает совершенно абстрактную, внешнюю непосредственность , которая, таким образом, становится собственным моментом опосредствования понятия самим собой. Понятие, которое тем самым сняло, как внешние, все моменты своего объективного наличного бытия и положило их в свое простое единство, благодаря этому полностью освободилось от объективной внешности, с которой оно теперь соотносится лишь как с некоторой несущественной реальностью; это объективное свободное понятие есть цель .

Там, где усматривается целесообразность , принимают существование некоторого ума как ее создателя; для цели, следовательно, требуют собственного, свободного существования понятия. Теологию противопоставляют преимущественно механизму , в котором положенная в объекте определенность выступает, существенным образом, как внешняя, как такая определенность, в которой не проявляется никакого самоопределения . Противоположность между causae efficientes и causae finales, т. е. между только действующими и целевыми причинами , относится к указанному различию, к которому, взятому в конкретной форме, сводится также и исследование вопроса о том, следует ли понимать абсолютную сущность мира как слепой природный механизм или как ум, определяющий себя согласно целям. Антиномия фатализма (вместе с детерминизмом ) и свободы равным образом касается противоположности между механизмом и телеологией; ибо свободное есть понятие в его существовании.

Прежняя метафизика обращалась с этими понятиями таким же образом, как и со своими другими понятиями: она отчасти предпосылала некоторое представление о мире и старалась показать, что то или иное понятие ему соответствует, а противоположное понятие неудовлетворительно, так как предпосланное ею представление о мире не может быть объяснено из него; отчасти же она при этом не подвергала исследованию понятия механической причины и цели, не ставила вопроса о том, какое из них истинно само по себе . Когда получен отдельно ответ на этот вопрос, то пусть объективный мир являет нам механические и целевые причины; их существование не есть мерило истины , а, наоборот, истина есть критерий того, какое из этих существований есть истинное существование мира. Подобно тому как субъективный рассудок являет нам в нем (в рассудке) также и заблуждения, так и объективный мир являет также и те стороны и ступени истины, которые, взятые сами по себе, лишь односторонни, неполны и суть только отношения явлений. Если механизм и целесообразность противостоят друг другу, то именно поэтому их нельзя брать как равнодушные друг к другу понятия, как будто бы каждое из них само по себе есть правильное понятие и обладает такой же значимостью, как и другое, так что весь вопрос только в том, где можно применять то или другое. Эта равная значимость обоих понятий основана только на том факте, что оба они имеют бытие , а именно, на том факте, что мы обладаем обоими. Но так как они противоположны, то необходимым первым вопросом является вопрос о том, какое из этих понятий есть истинное; а более высоким подлинным вопросом является вопрос о том, не служит ли их истиной некоторое третье понятие или не есть ли одно из них истина другого . Но целевое соотношение получилось у нас как истина механизма . То, что выступало как химизм , постольку берется за одну скобку с механизмом , поскольку цель есть понятие в его свободном существовании и ей вообще противостоит несвобода понятия, его погруженность во внешность; таким образом, и то и другое – как механизм, так и химизм, – берутся вместе под общей рубрикой «природной необходимости», так как в механизме понятие не существует в объекте, потому что объект этот, как механический, не содержит в себе самоопределения, в химизме же понятие или обладает напряженным, односторонним существованием, или (поскольку оно выступает как единство, напрягающее нейтральный объект и расщепляющее его на крайние термины) понятие, упраздняя эту раздельность, оказывается внешним самому себе.

Чем больше телеологический принцип приводился в связь с понятием некоторого внемирового ума и постольку находился под покровительством благочестия, тем в большей мере он, казалось, удалялся от истинного исследования природы, которое стремится познать свойства природы не как чужеродные, а как имманентные определенности и признаёт лишь такое познание постижением в понятиях . Так как цель есть само понятие в его существовании, то здесь может показаться странным, что познание объектов из их понятия представляется, наоборот, неправомерным переходом в некоторую гетерогенную стихию, а, напротив, механизм (для которого определенность какого-либо объекта выступает как определенность, сообщенная ему извне некоторым другим объектом) слывет за более имманентное воззрение, чем телеология. Механизм, по крайней мере, обычный, несвободный, равно как и химизм, действительно должен постольку рассматриваться как имманентный принцип, поскольку определяющее внешнее само, в свою очередь , есть лишь такого рода объект , нечто внешне определенное и безразличное к такой определяемости, или, если иметь в виду химизм, поскольку другой объект есть равным образом химически определенный и вообще поскольку тот или иной существенный момент тотальности всегда лежит в некотором внешнем. Эти принципы остаются поэтому в пределах одной и той же природной формы конечности; но, хотя они не хотят выходить за пределы конечного и для объяснения явлений ведут лишь к конечным причинам, которые сами требуют перехода к дальнейшим причинам, они все же вместе с тем расширяют себя отчасти таким образом, что становятся некоторой формальной тотальностью в понятиях силы, причины и тому подобных рефлективных определениях, долженствующих обозначать некоторую первоначальность , отчасти же через абстрактную всеобщность в виде некоторой вселенной сил , некоторого целого взаимных причин. Механизм показывает себя стремлением к тотальности уже тем, что он старается понять природу самое по себе , как некоторое целое , не требующее для своего понятия ничего другого – тотальность, не имеющая места в цели и в связанном с нею внемировом уме [82].