Mazai-Krasovskaya Jana - Шпион в Хогвартсе: отрочество

Сейчас для того, чтобы просто посидеть и подумать в одиночестве, приходилось отрывать драгоценные часы ото сна. Да, особенно ценные, потому что растущий организм при его нагрузках отдыха иногда просто требовал. Кстати, Северус все чаще воспринимал себя — нет, не как подростка, конечно, но как юношу. Все же в отсутствие Чертогов, а значит, возможности принимать привычный облик тело начало влиять все сильней. А потому для него не было ничего особенного в том, чтобы заснуть на том же зельеварении. Или на трансфигурации. Но там — только сидя и с открытыми глазами.

Кстати, надо как-то будет отблагодарить Слизнорта за свой покой. Пойти к нему в «коллекцию», что ли? Но заниматься ему там нечем. Вообще большой вопрос, кто кого учить будет. Разве что намекнуть на мастерство? Интересно, рискнет он ходатайствовать? Заодно можно будет попробовать усовершенствовать, наконец, антиликантропное, есть у него пара интересных мыслей.

Пока же он совершенно справедливо рассудил, что в детстве, особенно в самом начале, Чертоги были его спасением, иначе взрослый ум мог бы быстро деградировать в младенческом теле. И тогда, скорее всего, все бы пошло по старой колее. Северус непроизвольно передернул плечами: старая жизнь воспринималась как неприятный сон.

Теперь же то, что Чертоги Разума доступны ему только с Ашем, несущественно. Хотя иногда вспоминалась открытая веранда его дома, его лес, сестра, хохочущая и кидающая в него желтые осенние листья, корону из которых она когда-то пристроила на его голове. Он скучал, но, как правило, не более пары минут. Потом обязательно что-нибудь да происходило.

На следующий год и Эбби пора будет на учебу. Сестричка настраивалась на Дурмштранг, но Северус тщательно обработал мать и отчима, и ребенку светила либо Италия, либо Франция, либо загадочная Россия. Главное, не Хогвартс. Пока тут Дамблдор, не стоит искушать судьбу. Что он там себе крутит, совершенно непонятно и, главное, непредсказуемо.

Особенно Северусу было неприятно внимание, уделяемое директором Лили, но что с этим делать, он пока не мог себе представить. Ладно, фальшивая помолвка и соответствующие артефакты защищали девочку от магического влияния, но много ли надо двенадцатилетней соплюшке, если ее начнет обрабатывать опытный кукловод?

То, что многоуважаемый директор отлеживается в больничном крыле, его не особо успокаивало. Такие как Дамблдор просто так не помирают. Вот если бы он полежал подольше, это был бы просто подарок с его стороны.

Ну, и картельеры, конечно же, вечная головная боль. Как только он влез в этот детский сад воспитателем? Зачем?

Кто такой Люпин и куда он исчезает, выяснили, наконец, все, и теперь кое-кому стало ужасно завидно… Ох уж этот Блэк.

Северус усмехнулся, собирая вещи, и, сдав образец зелья, попрощался с преподавателем.

Усмирение большого шила в поттеровском и блэковском задах прошло исключительно неплохо — достаточно было добыть по листику мандрагоры. «Держите листок во рту в течение месяца»… Сириус съел уже на следующий день. Джеймс продержался на сутки дольше. Зато Петтигрю все еще ходил с «флюсом», и первая неделя подходила к концу. Ответственный мальчик. Да и Лили…

А сегодня она снова принесет по листочку «двум травоядным», кстати, надо выяснить, с кем из барсуков она навела такие полезные контакты. Он поправил сложенный вдвое листок между губой и зубами. Может ли другой способ дать ему другого зверя? Или это снова будет гепард? Он вспомнил свое первое превращение, оборотку с кошачьим волосом, заинтересованных кошаков, и усмехнулся.

А еще сегодня им предстояло варить новую порцию зелья для матушки Пита. Не говоря о том, что зелье Невидимости вообще уходило котлами — ежедневно по паре порций на каждого картельера. Ну, кроме особо одаренного фамильной мантией Поттера, за что ему спасибо.

Да, еще удачно подкинутая мысль о Карте Хога помогла почти полностью нейтрализовать буйную энергию и детскую фантазию Блэка. Заодно выяснилось, что все бывшие мародеры неплохо рисуют. В отличие от него самого и Лили. Ну и отлично, хоть кому-то можно что-то поручить полезное.

Хорошее настроение поддерживалось еще с завтрака и утренней почты с запиской Тома, а то внутри все три дня что-то было не на месте.

***

Мастерская Олливандера, его святая святых, где не было никогда никого постороннего, от магазина отличалась разительно. Здесь всегда царили идеальный порядок и чистота. Длинный стол занимал четверть просторного помещения, а все стены представляли собою шкафы с прозрачными дверцами, за которыми было истинное богатство: такой выбор ингредиентов и просто составляющих для мастера-артефактора говорил о многом. Одна из стен была полностью занята коллекцией разных пород древесины, пожалуй, одной из лучших в мире.

— Черный лавр, серебристый тополь и кап карельской березы… Отличное пополнение, — мастер аккуратно затворил дверцу. Давно привыкший к одиночеству, он имел привычку разговаривать с самим собой, когда у него было хорошее настроение.

Старик насторожился, услышав трезвон колокольчика: в такое время, да еще с утра, у него посетители бывали исключительно редко. Активировав защиту, он вышел из мастерской в помещение магазина.

Стоило ему увидеть визитера, как сердце сжалось в недобром предчувствии. Гаррик Олливандер протянул было руку под прилавок, где находилась еще пара артефактов, но не успел.

— Ц-ц-ц, яй-я-яй, — поцокал языком лорд. — Что же вы, мастер, так гостей встречаете? Слова молвить не даете, сразу воевать? Нехорошо-о-о.

Светло-серые глаза блеснули красным, и у хозяина задрожали руки.

— Что… что угодно милорду?

— Вот так бы и сразу, мистер Олливандер, было бы много лучше. А то я начинаю думать, что вы передо мной в чем-то провинились. Это так?

Старик поперхнулся воздухом.

— Можете не отвечать, я уже понял. Ну, расскажете сами или придется помочь?

От этой безукоризненной вежливости по спине мастера прошел холодок.

Он с трудом сглотнул вязкую слюну и закрыл глаза.

Лорд Певерелл. Проклятый Том Реддл. Когда он мог проколоться перед ним? В чем?

Он медленно открыл полные ненависти глаза, в которых уже не было и намека на старческую мутную пелену, и схватил собственную палочку.

— Ступефай, — ласково сказал Том. И так же спокойно добавил, даже не прикасаясь к палочке: — Инкарцеро.

Оглушенный артефактор оказался плотно спеленутым странного вида подвижной веревкой. Тихое шипение прямо в ухо помогло ему прийти в себя, но лишь затем, чтобы, поняв, где и кто — источник звука, снова провалиться в обморок. На самой границе сознания, или то было уже за ней, билась одна-единственная мысль:

«Иви… Кто будет кормить Иви?..»