Mazai-Krasovskaya Jana - Шпион в Хогвартсе: отрочество

«Выбери кого-то из нас. Выбери, выбери… Меня! Нет, меня!»

А как она может, она должна быть хорошей… для всех. Так ее учил Дамблдор — а великий волшебник не мог ошибаться. Ей хотелось закричать и исчезнуть.

Иви умоляюще посмотрела на мать в надежде, что та прекратит этот ужасный, неправильный разговор, что-то придумает, уведет ее или заставит замолчать этих двоих. Но она никак не ожидала, что та вдруг поддержит… ее мучителей!

Хлоя всегда терялась перед аристократами, но теперь, надеясь на хорошую партию для дочки, посоветовала ей… всего лишь принять того, кто больше нравится. А ее девочка вся побелела и побежала прочь, туда, откуда они пришли. И — исчезла? Что-то помутилось в ее сознании: женщине показалось, что дочь прыгнула и, не медля ни секунды, она перелетела через перила моста, не обращая внимания на крики сзади. Она прекрасно умела плавать. Только в этот раз было слишком высоко — удар о воду вышиб весь воздух из ее легких, все тело пронзило болью от удара плашмя, и когда организм рефлекторно сделал вдох, вокруг оказалась только вода…

Когда Гаррика Олливандера привели на опознание, он увидел лишь тело жены, лежащее на берегу. У ее головы сидела крупная чайка, перебирающая клювом влажные, измазанные песком волосы…

Чайка, которую никто не мог поймать… Ни хитростью, ни заклинаниями, ни подманив едой, руками. И которая так и не смогла превратиться обратно в девушку.

Он опомнился через неделю после похорон жены: ради сына. Мальчик буквально вытащил его из… Гаррик и сам не знал, как это называть. Он словно спал наяву. Но надо было жить. Он должен был вырастить Джерри — единственного, кто остался у него.

А ребенок просто взял его за руку и отвел к реке. Достал из кармана хлеб. Три больших куска. Они тогда впервые покормили чаек. Вместе.

А через год, разбирая вещи в комнате сестры, одиннадцатилетний Джерейнт нашел ее дневник. И прочитал, конечно. Только далеко не все понял и принес его отцу, чтобы тот помог разобраться.

А тот понял все. А что не понял, то представил.

Олливандеры никогда не отличались всепрощением… Ни предки, ни отец с сыном.

Палочки были приготовлены для всех. Мастер без труда повторял свои работы, делая их внешне неотличимыми от тех, что уже продал. А мальчик довольно легко мог их поменять — кто же подумает на ребенка? Оборотное же зелье и лучший карманник Лютного — гарантия безопасности сына.

В школе порой собирались многие — и на квиддич, и на турниры, по крайней мере, раз в год там бывали практически все волшебники Британии, кроме самых заядлых отшельников. Но Олливандеров интересовал всего десяток фамилий, и все их представители были в школе. И они пользовались его палочками.

Он возненавидел Дамблдора, загадившего дочке мозги своим невозможным «надо быть хорошей для всех». Крошечное изменение, которое не заметит, не почувствует и не поймет ни один волшебник, — и Великий светлый начнет понемногу сходить с ума. Гаррик знал его слабости и хорошо представлял, что делает. Игрок заиграется. Это будет долго, но сын или внук обязательно увидят результат. Да и он кое-что уже наблюдал. Весьма обнадеживающее.

Он ненавидел сокурсников Иви… пусть и не всех. И, конечно, нашел тех спорщиков, так вовремя сбежавших, когда легко могли бы помочь, и Хлоя осталась бы жива. Дневник дочки подсказал их имена. И позволил догадаться о тех, кто спровоцировал ту встречу на мосту. Ему очень хотелось дожить до того времени, когда род Блэков, наконец, прервется. Может, это даже удастся.

Конец лета — прекрасное время для новых экспериментов. Столько детишек, столько нового интересного материала. Измерения, разговоры и — главное, ненадолго оставить их одних, чтобы увидеть насквозь. Мастер начал видеть людей, как видит палочки. У кого какие слабости, тот то и получит…

Кто сказал, что в каждой палочке два компонента?

Для Альбуса он расщедрился на шесть: всего лишь пара дополнительных штрихов и микроскопический «довесок» в рукояти — и главный чародей ничего не заметил!

А для Принцев… Там работы было больше. Но сложней всего с Поттерами: артефакторы были по природе своей наиболее чутки к мелким изменениям, — придется подарить им то, что значительно усилит их магию. И замаскирует пару других нюансов.

Мастер любовно полировал очередную палочку для юного Джеймса, — который, как он надеялся, будет последним, — когда звякнул колокольчик, и он почувствовал что-то знакомое. Принцы? Не может быть!

Откуда же взялся этот мальчишка? Полукровка, но при этом — Принц? Откуда? Он же почти уничтожил их, как мальчишка посмел?! Девчонка Эйлин, по его расчетам, должна уже быть похожей на собственную тень, если не стать ею!

И, как назло, ничего не запасено для такого случая. Впрочем…

Сейчас он просто продаст то, что быстро сломается в его руках. Что будет провоцировать ее хозяина на конфликты. Таких палочек было достаточно в запаснике. Он обязательно сломает ее в течение года. Или, скорее, ему сломают.

А потом… Он как раз приготовит достойную замену.

Пока же никто ни о чем не должен даже подозревать. Хотя тот волшебник, что сопровождал мальчишку, не родня ему, Том Реддл кое-что, кажется, заметил. Ничего, у него своя палочка и свои… проблемы. Хлоя боялась его во время учебы — теперь его очередь бояться. Пусть у каждого свой страх. Гаррик активировал шесть из девяти амулетов, замаскированных в прилавке.

Если бы Северус видел лицо старого мастера, отошедшего за стеллажи, он бы содрогнулся, несмотря на весь опыт ранее прожитой жизни.

Но мастер сам не заметил, как обернулся Том, буквально на долю секунды. Мастер доверял своим амулетам…

***

— Эй, заканчивай с этим! Хорош мне волосы драть, скоро у меня на голове ты одна останешься. Куда прятаться будешь? В лысину закопаешься?

— Извилиной прикинусь, их у тебя много, — ворчала полномочная представительница самого знаменитого артефакта Хогвартса. — Договор выполняй. Кто мне обещал стирку?

— Может, чистку?

— Может.

— А чем тебя чистить и чем стирать?

— …

— Ну вот. Ты же не обычная шляпа… Не хотелось бы что-то испортить.

— Пф! Меня сами Основатели заколдовывали, что ты против них?

— Зельева-а-ар, наверное. Знающий много новых рецептов.

— Чистки шляп?

— Чего нет, того нет.

— Север, ты с кем разговариваешь?

— О, Лилс, я как раз о письме домой думал. Ты мне поможешь?

Он показал подруге письмо сестры. Та, немного похихикав, села рядом.

— Тебе диктовать?

— А давай попробуем. Сначала для Эбби. Родителям я сам, там и покороче можно.

К его немалому удивлению, Лили перестала его постоянно дергать: чаще всего она просила книги и почти все время просиживала за ними в библиотеке или в гостиной. А может, ее прилипчивость стала незаметной на фоне того, что все первокурсники следовали за ним, словно утята за уткой, по той простой причине, что он лучше всех ориентировался в хитросплетениях переходов этого замка?