Mazai-Krasovskaya Jana - Иммунитет II

Потому-то Дамблдор и выбрал Визжащую хижину в качестве карцера для оборотня на время, когда тот был смертельно опасен для людей. На самой границе, да еще рядом с Запретным лесом, это место по всем расчетам не должно было быть под его ответственностью. Не рассчитал. Промахнулся. Оттого его магия и рвалась на части.

Оборотень — тихий, совестливый, умненький мальчик не отличался от сверстников ничем, кроме желтых глаз, но этот дефект при его кротком поведении не наталкивал на подозрения даже довольно наблюдательных профессоров Хогвартса. Директор считал, что именно с Ремуса Люпина, несчастного сына его старинного приятеля, с самого детства боровшегося со своей темной стороной и практически победившего, он сможет начать новую эру в истории оборотней.

Тогда вместо этих жутких средневековых кланов, где правит грубая сила, появятся цивилизованные, тщательно охраняемые резервации, в которых оборотни будут проводить те самые три дня лунного цикла, а все остальное время смогут жить среди волшебников, как… как их младшие братья. А все наиболее опасные окажутся под наблюдением, а значит, не смогут дальше разносить свою заразу.

Главное, чтобы они все приняли свет и научились бороться и обуздывать своих зверей. И Ремус Люпин станет первым примером. Это будет прорывом, это будет еще бо́льшей его заслугой, чем заточение Гриндевальда. Да что говорить, он попросту спас его тогда… Тот даже расплатился Старшей палочкой.

Благо настоящих свидетелей «великой победы» не существовало, а найти новых было так просто! В погоне за сенсацией ни один журналист-маг не откажется принести клятву, а уж составить правильный текст — это Альбус всегда умел. Ни один не пойдет против того, кто предложит ему славу и известность.

Великий Светлый отлично знал, чем он был обязан Геллерту: именно он обратил внимание на его, Альбуса, таланты и помог развить наблюдательность и умение «читать людей». Он же занялся и совершенствованием ораторского таланта юного друга, который тот потом уже самостоятельно довел практически до абсолюта. Когда Альбус Дамблдор говорил, ему не могли не верить. И магия тут была совершенно ни при чем.

Правда, директор знал, что действовало это не на всех одинаково: кто-то через некоторое время задумывался, насколько данные им трактовки соответствуют действительности. А потому ему был необходим именно Хогвартс: работа на снижение критического мышления, еще не развитого в силу возраста, за семь лет, когда его слова постоянно доходят до детей — это будет поколение, которое он сам воспитает. И они сделают все необходимое, чтобы повернуть магическую Британию на правильный путь. Что именно сделать, он им в свое время объяснит.

Он долго готовился, примерялся, пробовал — разово, на отдельных личностях. Тренировался. Следил. Изучал. Набирал статистику. И вот те самые дети, на которых он сделал ставку, через два-три года выпустятся. И один из них будет — оборотень. Отличник. Староста. Его природа будет раскрыта потом, при получении диплома. Это будет показательный день!

Верховный Чародей мечтал и претворял свои мечты в жизнь. Маленький оборотень отучился целых пять лет, и никто, кроме троих самых доверенных друзей, ничего не заподозрил. А сегодня дикий вой донесся от той самой хижины аж до замка.

Это была катастрофа. Его начинания, его мечты, его успех, до которого было уже рукой подать, перечеркнул своим поступком один-единственный гриффиндорец. Которому на самом деле место было на Слизерине. А лучше бы в Азкабане. Все из-за него и еще из-за вражды между четверкой Мародеров и одним слизеринцем.

Который, кстати, удивительно легко отделался всего несколькими шрамами, даже не от зубов, а всего лишь от когтей. Зато выжил и дал отличную возможность на нем отыграться. Потому что до Блэков руки «какого-то там директора» не дотягивались: не та это семья. Да и сына Поттеров он тронуть не мог, они были слишком нужны ему — немногие из коренных британских магов, с которыми он был накоротке. Но ненавидел директор всех пятерых просто до дрожи, хоть признаваться в этом не собирался даже себе. Ведь если бы Блэк не подначил Снейпа, который сам словно напрашивался на это своей неуместной дружбой с Эванс… если бы он сам успел вмешаться раньше Джеймса… если бы Петтигрю предупредил его, директора, вовремя…

Когда он наконец пришел в сознание, собрав по частям тело и разум, словно изломанную куклу-головоломку, отдышался и сумел сесть, то первым делом проверил магию. И, когда вместо мощного светового шара в ответ на его Люмос палочка выпустила какого-то жалкого светлячка, не поверил своим глазам. В первый момент он был готов умереть. Он и не дышал…

Но долго длиться это не могло, тело само сделало судорожный вдох, и с первым воздухом к нему пришли мысли… О том, что он не может, не имеет права отказаться от всего, что заработал за все это время. О его авторитете. Знаниях. Мудрости. Не может, как бы ни было ему больно и страшно, словно ампутирована сама его душа.

А потом он начал учиться с этим жить. Великий победитель самого сильного Темного мага. Глава Визенгамота, Верховный Чародей… Сквиб. Ну, почти сквиб. Эти звания оказались его страховкой, его спасательным кругом, потому что никому даже в голову не могло прийти то, что он больше не маг.

Он всегда был умен и, наверное, не зря считал себя гениальным. Потому что быстро научился управлять окружающими настолько тонко и точно, что умение все делать чужими руками переросло в искусство. Первой была Минерва… А потом та самая пятерка — должны же они были, в конце концов, все исправить! И то, что «за компанию» пришлось расширить влияние еще на пару десятков магов, оказалось полезнейшим опытом.

А в остальном пришлось стать политиком, феноменально жонглирующим общественным мнением, и эксцентричным чародеем: для него стало привычным, например, всюду появляться с Фениксом, переносящим своего хозяина вместо аппарации, говорить странные вещи, использовать трюки, мантии сумасшедших расцветок, созданные парой талантливых китайских магов, смешные, но удобные восточные туфли. Имидж — это если и не все, то очень, очень многое.

Знание человеческой психологии помогало: талант оратора выручал в самых сложных ситуациях. Его умение читать людей по лицу, жестам и микродвижениям считали высочайшим уровнем легилименции: беспалочковым и невербальным. А он сразу брал на заметку тех, кто опасался смотреть ему в глаза… Почему-то большинство оказалось из чистокровных семей. Тогда он и заподозрил в них определенный изъян, а потом и уверился в нем окончательно.

Только та самая Старшая палочка давала ему возможность изобразить худо-бедно наипростейшие заклинания, и этого оказалось достаточно. И, что удивительно, она же работала на паре сложных: Легилименс и Обливиэйт. Работала так, что не выдерживали никакие щиты, а амулеты странным образом не срабатывали. В те моменты он снова чувствовал себя магом, и отказаться от того, чтобы использовать их лишний раз, было необычайно сложно. Но он справлялся. Он держал себя в руках ради великой цели — мирного сосуществования магов и служащих им магических существ, сотрудничества с магглами, общего равенства и… славы. Заслуженной славы тому, кто приведет к этому Британию.